Сатанинский Грааль

Бельварош, исторический центр Будапешта, в ту апрельскую субботу, как всегда, кишел туристами: с праздным, временами даже сонным видом, периодически разрежающимся вспышками любопытства, те слонялись по древним улицам, помнящим времена великих королей. Обветшавшие кварталы с местами подретушированными фасадами прорезались мощёными линиями проспектов и кривыми проулков; окаймлённые неоновыми огнями манящих витрин, те в большой степени утратили былую чопорность – и были рады любому щедрому посетителю, предоставляя развлечения и услуги, на любой, самый взыскательный, или, проще говоря, извращённый, вкус. В этой, больше частью безвкусно одетой толпе, то и дело мелькали разного рода подозрительные типы и сомнительные дельцы, готовые продать хоть родную мать всего за пару филлеров. Превосходная весенняя погода – на чистом голубом небе не виднелось ни облачка – к середине дня выманила едва ли не всех жителей центральной части города на улицы. Их ряды то и дело пополнялись обитателями отдалённых районов, прибывавших в плотно набитых вагонах метро на площадь Деака Ференца, чтобы разбиться на отдельные группы и пары и разбрестись по старинным улочкам в поисках недорогих удовольствий. Расположенные то тут, то там лавочки и магазины, торгующие сувенирами по «скромной» цене, собирали обильный урожай в форинтах, на которые каждый гость столицы был волен обменять свои дойчмарки, лиры и австрийские кроны в любом из столь же многочисленных пунктов обмена валют.

Каталина Чик, студентка четвёртого курса, двигалась вдоль улицы Ваци лёгкой, порхающей походкой, улыбаясь встречным прохожим мимолётной улыбкой, посещавшей её привлекательное лицо только тогда, когда она не чувствовала ни забот, ни усталости. Сегодня ей не нужно было идти к «парню» и спрашивать, есть ли в отеле, который он обслуживает, состоятельный клиент, с которым можно бы было провести ночь. Её мужчина, которого она втайне мечтала отбить у жены, дал Каталине поручение, свидетельствующее о том, что между ними возникло нечто большее, чем просто отношения. На мгновение она предалась мечтам, а потом, всё же сочтя их несбыточными – но всё-таки не до конца несбыточными, – тряхнула тщательно завитыми каштановыми кудрями и, победоносно улыбнувшись воображаемой сопернице, продолжила свой путь. На ней был лёгкий светлый плащ, удачно гармонирующий с причёской, а под ним – кофта цвета спелого манго и тёмно-синяя юбка из ангорской шерсти до колен. Сверкающие коричневые туфельки, то и дело цокающие каблуками, дополняли наряд.

У одного магазинчика, торгующего антиквариатом, она, точно вспомнив о чём-то, остановилась и начала осматриваться по сторонам. Наконец, сверившись с наручными часами, Каталина покачала головой и, взявшись за массивную бронзовую ручку, толкнула дверь и прошла внутрь. Мгновение её глаза привыкали к царившему там сумраку, а потом взору посетительницы открылась внутренняя обстановка во всём её великолепии. Серебряная кухонная утварь прошлых веков, бережно хранящаяся в специальных деревянных ящиках с выемками в бархате, была укрыта под стеклом во избежание краж. За спиной продавца, тщедушного мужчины средних лет, на тянувшихся вверх полках виднелся бесконечный ряд некогда незаменимых вещей, среди которых Каталина узнала табакерки, карманные часы, портреты неизвестных ей людей в одежде прошлых веков – и даже манекены, одетые в старомодные сюртуки, панталоны и длинные платья.

– Добрый вечер, – приветствовал её продавец, являвшийся, если судить по манерам, одновременно и владельцем магазина. Приблизившись, Каталина смогла разглядеть его получше: невысокого, даже ниже, чем у неё, роста, тот отличался мелкими, но правильными чертами лица. Глубоко посаженные глаза неопределённого, почти неразличимого цвета, бросали недоверчивые взгляды из-под тонких, сведённых в одну сплошную линию бровей. Небольшой рот, обозначенный бескровными губами, переходил в едва заметный подбородок, свидетельствующий, как принято считать, о безвольном характере. Зато уши, напротив, были весьма крупными, даже огромными, учитывая общие пропорции лица – чуть оттопыренные в стороны, они торчали вверх, едва ли не доставая до макушки лысеющего, непривычно длинного черепа, чуть расширяющегося в затылочной части. Насколько было известно Каталине, такая форма головы не была свойственной ни одной из существующих рас.

– Ах, добрый вечер! – словно только что заметив продавца, Каталина широко распахнула глаза и улыбнулась ему чарующей улыбкой, неизменно лишавшей её однокурсников способности трезво оценивать происходящее вокруг.

Впрочем, антиквар был уже не в том возрасте, в котором красавицы толкают мужчин на необдуманные поступки. Судя по его внешности и поведению, вообще нельзя было предположить, что на свете есть хоть что-то – не считая предметов старины, – способное разжечь в нём чувство. Улыбнувшись сколь широко, столь и невыразительно, без каких-либо эмоций на лице, он заговорил всё тем же безжизненным голосом, который поразил Каталину ещё когда она услышала его впервые.