Сатанисты ХХ века

- А вот и наша прелестная Маргарита, - весело произнёс он звучным, твёрдым голосом. - Я очень рад лично поздравить вас с успехом и представить её величеству императрице, пожелавшей поблагодарить вас за удовольствие, доставленное нам вашей удивительной игрой.

Дебютантка низко присела перед государыней, милостиво протянувшей ей руку.

- Да, дитя моё. Вы глубоко растрогали меня, и я хотела сказать вам, что никогда не видала такой правдивой Маргариты… Где вы учились, фрейлейн Бельская?

Ольга ответила, назвав венскую консерваторию и своего старого друга, директора Гроссе.

- Ах да, я слыхал, что вы русская, - заметил император. - И, несмотря на это, вы изображаете нашу Маргариту, чисто немецкую девушку, так живо и натурально, как не всегда удаётся и лучшим немецким артисткам.

- Быть может потому, что между русскими и немцами больше родства, по крайней мере, духовного, чем думают поверхностные наблюдатели, - быстро ответила Ольга.

Император улыбнулся. Ответ артистки, видимо, понравился ему.

Императрица же обратилась к интенданту и директору, оставшимся стоять в глубине маленького салона вместе с лицами свиты.

- Как жаль, что дебюты Ольги уже назначены. Мне бы хотелось посмотреть её в какой-либо пьесе Шиллера.

- Ах, да, - быстро прибавил император, - “Луиза Миллер” или “Жанна д'Арк” должны быть особенно интересны в исполнении нашей русской немки.

- Если вашим императорским величествам угодно, - начал граф, - то можно изменить пьесы, назначенные для дебютов…

- Нет, нет, граф, - перебила императрица, - фрейлейн Ольга, быть может, не разучивала этих ролей…

- Или просто не любит их так, как любит роли, выбранные ею, - улыбаясь, добавил император.

Поймав вопросительный взгляд интенданта императорских театров, артистка поспешила ответить:

- Смею уверить ваши величества, что я играла всего Шиллера и люблю его роли не менее чем выбранные мною… Так что, если вашему величеству угодно будет приказать…

- Просить, милая барышня, - любезно прибавил император. - Просить сыграть нам наши любимые пьесы: “Коварство и любовь” для императрицы, “Жанну д'Арк” для меня… Надеюсь, это можно будет устроить, директор?…

- Когда прикажете, ваше величество! - почтительно ответил интендант.

- В таком случае, через неделю… в понедельник…

- Ты забываешь приезд иностранных гостей, - тихо заметила императрица.

- Да, правда… В таком случае, скажем, во вторник и среду. В эти два вечера мы будем свободны.

- Если только две такие роли подряд не окажутся слишком утомительными для нашей молодой артистки? - с доброй улыбкой заметила императрица.

- Помилуйте, ваше величество. В провинции мне пришлось играть по шести раз в неделю, не утомляясь…

Тем лучше, тем лучше… Прошу вас, распорядитесь, граф. Объявите спектакли по моему желанию, и нельзя ли, чтобы Мтаковский играл Фердинанда и Роза Поспишиль - леди Мильфорд. Мне будет очень интересно посмотреть, как три славянина справятся с чисто немецкой трагедией.

Вас же, дитя моё, - ласково заметила императрица, - я благодарю заранее за исполнение моей прихоти и желаю вам успеха для последних сцен. Они так же трудны, как и прекрасны.

VI. Триумф

Счастливая и весёлая вернулась Ольга в свою уборную переодеваться к четвёртому акту.

В маленьком, ярко освещённом помещении она нашла Гермину Розен, пришедшую поздравить свою подругу с успехом.

Неожиданная и необычайная любезность императорской четы к молодой артистке уже стала известна всему театру и произвела громадное впечатление на берлинскую публику. Милость императорской четы к дебютантке сразу сделала её любимицей публики, что и сказалось немедленно после знаменитой молитвы перед статуей Мадонны.

Правда, Ольга была действительно идеальной Маргаритой: в ней соединялась поэтическая красота наружности с редким пониманием роли.

Когда после весёлой, злой болтовни у колодца легкомысленной Лизхен, Маргарита упала с заломленными руками перед статуей Мадонны, выражая горе, страх и стыд, зрителям действительно могло показаться, что перед ними ожила картина Каульбаха… Немудрено, что после этой сцены раздались бурные аплодисменты.

Между четвёртым актом и последней сценой в тюрьме у Маргариты остаётся более часа свободного времени, пока идут сцены Фауста и Мефистофеля. Быстро переодевшись, по своему обыкновению, Ольга осталась в уборной, куда скоро набралось несколько человек “гостей”.

Тут были, конечно, Гермина Розен и старый друг дебютантки, директор Гроссе. Обоих Ольга просила посидеть с ней до её выхода.

- Не то я разнервничаюсь перед последней сценой до потери способности владеть собой… Эта сцена в темнице чуть ли не самая страшная во всей немецкой поэзии.

- И самая красивая, - заметил старый идеалист-директор.

- Да, конечно… Но, Боже, как она трудна! Сколько работы нужно мне было для того, чтобы овладеть дивными стихами настолько, чтобы позабыть об их трудности и произносить слова Гете так, как будто они только что пришли мне в голову, и даже не мне, а сумасшедшей Маргарите… Помните, директор, сколько мы с вами работали над этой ролью?…