Сатанисты ХХ века

- Я присутствовал при дебюте этой актрисы и убедился в том, что она чрезвычайно понравилась не только “Кайзеру”, но эта русская, к сожалению, очаровала императрицу чуть ли не больше, чем “Кайзера”. Следовательно, помешать её приглашению в императорский театр, по слухам уже подписанному, и увлечь её из Берлина куда-нибудь, где мы могли бы распоряжаться, не опасаясь непрошеных вмешательств и любопытства, хотя бы прокурорского, вовсе не так легко.

- Что же, нам признать себя побежденными и оставить какую-то девчонку, назорейку, торжествовать над нами? - вспыльчиво крикнул один из представителей Италии. - Это было бы унижением для масонства столько же, как и для нашей всемогущей Алит.

Гольдман спокойно улыбнулся.

- Я не вижу никакого унижения в том, что мы добровольно отказываемся от плана, признанного неудобным или требующего слишком больших жертв. Раз избранное орудие ничего не подозревает, то его можно просто оставить в покое, ничем не рискуя.

- И, как знать, - подтвердил граф Вреде, - быть может, можно будет использовать её влияние на императора без её ведома? Если ей удастся заинтересовать “Кайзера” настолько, чтобы отвлечь его от некоторых “планов”, слишком неудобных для нас, то это было бы чрезвычайно выгодно.

Барон Ротенбург заметил тоже в свою очередь:

- Я разделяю мнение графа Вреде и советовал бы оставить в покое эту актрису. Женщины, завербованные силой или хитростью, бывают слишком часто опасны. И раз эта ничего не подозревает о нашем существовании и о наших планах, то и мы можем спокойно позабыть о ней и о них… В женщинах у нас никогда недостатка не будет. В том порукой наши вербовщики, раскинувшие свои сети на всю Европу. Из бесчисленных “номеров”, доставляемых в наш “центральный склад” из всех государств мира, всегда можно выбрать достаточное число красивых женщин, более подходящих для роли орудия, чем эта русская актриса, не покоряющаяся воле такого опытного и могучего “инспиратора” и гипнотизера, как Джевид Моор. Повторяю мой совет - забыть о существовании этой актрисы, благо она не подозревает правды.

- А если это не так… - медленно возразил председатель. - Если она подозревает слишком многое, а, пожалуй, даже и знает кое-что? Я вижу волнение на лицах ваших, досточтимые собратья, и спешу успокоить вас. Пока ещё опасность не велика, хотя один из наших лучших агентов донёс мне сегодня утром, что учёный историк, приват-доцент здешнего университета, бывший масоном первого посвящения, Рудольф Гроссе, позволил себе высказать артистке, очевидно приглянувшейся ему, кое-что, могущее раскрыть ей глаза на сущность масонства и его настоящие цели.

- Но позвольте, барон Джевид… Каким образом один из “учеников” масонов мог узнать что-либо из настоящих тайн ордена? - возразил Гольдман.

- Это кажется мне совершенно невозможным, а потому и беспокойство ваше излишним.

Председатель покачал головой.

- Досточтимый Леон Давидович, поверьте, что я не стал бы беспокоиться из-за пустяков. Но в данном случае речь идёт о вещах более чем серьёзных: доктор философии и приват-доцент всемирной истории, Рудольф Гроссе, был необычайно даровитым юношей, привлекшим наше внимание уже в бытность свою в университете в Бонне. Заманить его в нашу Боннскую ложу было не трудно, но удержать его оказалось трудней. Пробыв года два “учеником”, молодой человек попал на военную службу вольноопределяющимся и объявил открыто о несовместимости солдатской жизни с требованиями нашего ордена. Так как верховным Бет-Дином (судом нашим) была признана необходимость оставить братьям первого посвящения свободу выходить из ордена в случае желания, то и “ученика” Беньямина, Рудольфа Гроссе, было разрешено освободить от его клятвы ордену, вычеркнув его из списков всемирного союза. Но само собой разумеется, что за ним учреждён был негласный надзор, как за каждым, добровольно вышедшим из ордена.

Шёпот одобрения раздался вокруг стола. Барон Литвяков громко выразил его. Гольдман поморщился, но ничего не сказал, ожидая дальнейших сообщений председателя, который продолжал своим холодным ровным голосом:

- Первые годы ничего подозрительного в поведении бывшего масона не было замечено. Он строго держал клятву молчания, и мы уже собирались перенести его имя из списка подозрительных в список неопасных, когда нашим наблюдателем замечено было особенное направление учёных трудов доктора Гроссе. Он, очевидно, занимался историей “свободных каменщиков”, изучая по первоисточникам переходные этапы нашего союза… согласитесь, это было уже подозрительно… Когда же выяснилось, что бывший масон приготовляет обширную историю масонства при содействии знаменитого учёного, устранённого за измену ордену, то опасность стала несомненной…

- Позвольте, дорогой барон, - перебил Гольдман. - Мало ли подобных “историй” издается ежегодно то тут, то там. Значения они иметь не могут, так как успех их зависит от нас. Да, кроме того, быть может, эта история масонства и не содержит в себе ничего враждебного нам.

Насмешливая улыбка мелькнула на лице председателя.