Сатанисты ХХ века

По городу ходят всевозможные слухи. Много толкуют о загадочных убийствах и самоубийствах, участившихся за последнее время. Припоминают, между прочим, что в трёх случаях загадочных самоубийств играли роль такие же треугольные куски картона, пергамента или бумаги того или иного цвета. Один раз такую бумажку нашли на письменном столе самоубийцы; в другом случае такой треугольник был прислан самоубийце по почте, накануне рокового выстрела и, наконец, в третий раз - на такой бумаге была написана записка, удостоверяющая самоубийство. Присутствие этих разноцветных треугольников заставило тогда уже полицию подозревать о существовании какой-то таинственной шайки политических или изуверских убийц.

Полная непричастность убитой актрисы к какой бы то ни было политике исключала возможность революционного убийства. С другой стороны, Гермина Розен личных врагов не имела, напротив, она пользовалась искренней любовью всех своих сослуживцев, которым всегда готова была услужить всем, что только было в её власти. Кто же мог убить эту молодую женщину, такую добрую, такую отзывчивую, такую безвредную, наконец?…

Некоторые лица, интересовавшиеся изучением одного средневекового общества, обратили внимание на венок на голове убитой. Опрошенные по поводу этих цветов садоводы и ботаники опознали в них семь сортов ядовитых растений: белладонну или дадуру, волчью ягоду или “бешеную вишню”, наперстянку или дигиталис, никоциану - мак, из которого приготовляется опиум, наконец, зеленые ветки индийской конопли, из которой изготовляется “гашиш”. И можжевельник, играющий видную роль в чёрной магии, рецепты которой сохраняются в старинных рукописях. Так как число “семь” также магическая цифра, то знатоки или любители таинственного называют венок, надетый на голове убитой артистки, магическим венком, которым украшали свои жертвы адепты, попросту изуверы, чёрной магии.

Остается надеяться, что следственные власти раскроют таинственное преступление и объяснят причину безвременной кончины красавицы-актрисы… Мы не преминем сообщить нашим читателям дальнейшие подробности этого таинственного преступления”.

Этими словами заканчивалась газетная корреспонденция.

Дочитав её до конца, Ольга опустила руки. Ей не надо было дожидаться продолжения этой корреспонденции: она знала, почему погибла Гермина Розен, и даже как она погибла…

Воспоминания о ночи, проведённой на железной дороге, холодной дрожью пробежало по телу писательницы…

Второй раз в её жизни вещий сон показывал ей злодеяние, совершаемое где-то далеко все теми же масонами. И вторично побудительной причиной этого злодеяния был страх перед разоблачением гнусных тайн сатанизма, неразрывно связанного с масонством и с жидовством… Ведь талмуд служит соединительным звеном для всех изуверских сект. Евреи же всего мира (за исключением караимов) признают талмуд своим священным законом, несравненно более священным, чем заповеди пророка, давшего официальное название “вере Моисеевой”.

Ольга задумалась и тяжело вздохнула. Невольная нерешительность закрадывалась в её душу. В голове её роились невесёлые мысли…

“Я знаю как беспощадно талмудисты оберегают свои страшные тайны, а я собираюсь раскрыть их… Не значит ли это своими руками подписывать свой смертный приговор?…”

- Но что такое жизнь? - подумала она. - Стоит ли бороться с совестью из-за страха перед смертью, которая всё равно, рано или поздно настигнет всякого… Немного раньше, немного позже… от холеры, или от тифа, или от “масонской болезни” - отравы или кинжала, - не всё ли равно?

“Ведь без воли Всевышнего ни один волос не спадёт с головы твоей”, - припомнилось Ольге.

- Да будет воля Твоя, Господи. - прошептала писательница, - надо мной… как и над всей Россией, над всем миром христианским, который Ты, Господи, не отдашь на поругание силе ада, вдохновляющей безбожную шайку сатанистов XX века…

Набожно перекрестившись, Ольга села за письменный стол, принимаясь за перевод и литературную отделку записок и воспоминаний Гермины Розен о том, почему погиб Сен-Пьер на Мартинике.

VI. На край света с возлюбленным

Тихо шепчет ветерок, заигрывая с белыми парусами; что-то невнятное шепчет он, сладкое, как мечта о любви, страстное, как жажда счастья в юном сердце… Тихо плещут волны о железные борта судна… Прозрачно-синее небо сияющим куполом прикрыло океан… Волны, синие, как небо, такие же прозрачные, ласково плещутся о стройный корпус яхты, окрашенной в молочно-белый цвет с широкой жёлтой полосой по борту. В ярких лучах вечернего солнца эта яркая полоска отливает чистым золотом.

Хрустальные волны играют, переливаясь оттенками от бледно-голубого, искрящегося миллиардами бриллиантовых блёсток на солнечной стороне, до глубокой синевы в тени, где отрадно отдыхать глазу, ослеплённому сверкающей прелестью моря и неба, соперничающих в яркости и ослепительности. А за кормой небольшого, но быстроходного судна сверкает нестерпимым блеском широкая полоса, сотканная из света и сияния, снежно-белая полоса серебряной пены. Она голубеет, расплываясь всё шире и шире на неподвижной глади синего моря.