Дивно спокойное лицо глядит на него. Кроткая улыбка неземного блаженства замерла на бледных устах. Ни одного волоска белоснежной головы не коснулось пламя. Аббат Лемерсье заснул сном праведника у алтаря Господня, сжимая крест в холодной руке. А вокруг него, окружая алтарь Мадонны, застыли белые неподвижные фигуры монахинь, спокойные и неприкосновенные. Ни одно лицо не искажено страхом смерти, ни одно покрывало не опалено огнём. На всех губах застыла та же таинственная улыбка людей, ожидающих высшего счастья по ту сторону гроба.
Сто тысяч мертвецов были разбросаны по городу в самых причудливых, самых неестественных и странных положениях, с сорванными одеждами и исковерканными членами. В этом же храме нет ни одного тела, внушающего страх или отвращение. Здесь верующие заснули вечным сном «безболезненно, непостыдно, мирно». Здесь почили истинные христиане, благообразные, спокойные, уверенные в скором воскресении и «в добром ответе на страшном судилище Христовом».
Старый отшельник вздохнул и, сняв шляпу, трижды поклонился до земли на пороге церкви Христовой. Затем он склонился над телом аббата Лемерсье и, молча поцеловав прозрачную холодную руку мёртвого, неслышными шагами вышел из разрушенного храма.
И снова движется по улице высокая фигура, к белому плащу которой не пристают мириады горящих обрывков, сыплющихся отовсюду. Гранитные осколки, поминутно падающие то направо, то налево от таинственного старика, не задевают путника, хранимого невидимой силой.
Через весь город проходит загадочный странник, находя дорогу среди глубокой темноты пылающего города так же легко и свободно, как среди спокойного белого дня.
Вот и пустынный бульвар у подножия горы. Здесь возвышался величественный храм масонства, скрывающий роскошное капище сатаны.
Но где же он?.. От великолепных громадных зданий, построенных из драгоценных мраморов и гранитов, привезенных из-за моря, не осталось даже стен. Одни обломки. Целое море обломков, посреди которых догорает всё, что может гореть.
И здесь трупы, много трупов. Но какая разница в выражениях лиц и в положении несчастных, погибших здесь! Исковерканные обнажённые фигуры, с искаженными страхом лицами, на которых ясно написана адская мука адского конца и бесконечное отчаяние забывших Бога. Останки людей, которым не на что надеяться и некому молиться в страшную минуту конца. Здесь смерть была безжалостным палачом, она издевалась над своими жертвами. Сорванные одежды, вывалившиеся внутренности, вывороченные члены соединились в одну отвратительную картину.
Не останавливаясь, спешит странник дальше через море обломков, — туда, где обвалившиеся стены главного здания обнаружили широкую внутреннюю лестницу, ведущую в подземное капище сатаны.
Смелой поступью спускается старый отшельник вниз по лестнице, ступеньки которой сравняла ещё не вполне застывшая лава. Но босые ноги старика не чувствуют жара раскалённого металла. Он идёт спокойно и уверенно по мягкой поверхности лавы, как по мягкой прохладной траве, — идёт вниз, в страшное подземелье.
Здесь разрушение достигло крайних пределов. Какая-то тайная сила разбила вдребезги всё, что могло разбиться, а застывшая лава всё скрыла под своим твердеющим покровом. От гигантских статуй сатаны, от драгоценной утвари, от золотых лампад, украшенных самоцветными камнями, не осталось и следа. Всё уже покрыто лавой. Ничего не найдут те, кто явится убирать разлагающиеся между обломками трупы.
Только посреди капища ещё виден треугольный жертвенный камень, на котором лежит обескровленное тело последней невинной жертвы. Поднимающаяся лава остановилась на уровне этого камня, точно не смея коснуться обнажённого тела несчастной страдалицы.
Молча смотрит старый негр на несчастную девушку, набросив свой собственный плащ на её наготу. Из-под этого плаща выбиваются длинные белокурые волосы, которых не коснулось пламя. На белую грудь девушки старик кладет небольшое золотое распятие, снятое со своей груди.
Затем он преклоняет колена и молится долго, горячо, восторженно.
Грозный грохот раздаётся под ногами молящегося. Земля колеблется. Пламя пожаров вспыхивает ярче, высоко поднимаясь в небо, и целый град каменных обломков сыплется на несчастный город. Но старик даже не вздрагивает. Спокойно поднимается он с колен и, кинув последний взгляд на мёртвую девушку, тихо выходит на улицу.
Медленно проходит он по бульвару, поднимаясь в гору посреди страшного разрушения, до границы той смертельной полосы, которую отметила рука огненной смерти, уничтожившей сто тысяч жизней и разрушившей целый город… в несколько секунд.
Сен-Пьер догорает… Ни звука, ни стона… Только треск пылающих зданий нарушает жуткую тишину.
Ни звука на земле… Ни звука на море…
Над заливом, чуть ли не на полверсты вдаль, протянулась та же тёмная пелена горячего тумана, скрывающего всё и вся полупрозрачной чёрной дымкой, точно траурным крепом, накинутым смертью на мёртвый город, на мёртвую гавань.