Сатанисты XX века

— Это неизбежные результаты нашего согласия. Их необходимо было предвидеть, — со вздохом повторял он, припоминая «наглость» известного богатого и влиятельного адвоката-мулата, «осмелившегося» просить руки Матильды Бессон-де-Риб. — Отныне каждый негр считает себя вправе влезать в мой дом и мою семью.

Фальшивость положения маркизы Лилианы отражалась на всей семье, слегка омрачая общее благополучие.

Именно поэтому представленную лордом Дженнером иностранку приняли как родную, несмотря на вошедшую в пословицу осторожность в выборе знакомств маркизы Маргариты. Молодые дамы скоро привязались к «графине Розен», которая, в свою очередь, отвечала искренним расположением и глубоким почтением маркизам Маргарите и Эльфриде, в лице которых в первый раз ещё маленькая немецкая еврейка-актриса увидела вблизи представительниц той аристократии по крови, воспитание и благородство которых ей до сих пор приходилось видеть только со сцены в глубине лож бенуара или бельэтажа.

Незаметно и нечувствительно близость этих чистых женщин и христианок не по имени только, но и по духу, влияла на дремлющую душу бедной, заброшенной девочки, оставшейся настоящим ребёнком несмотря на свои двадцать лет, ребёнком, стоящим на перепутье между злом и добром, между ангелом света, влекущим к Христу, и мрачным демоном, толкающим в храм сатаны.

Небесный ангел тих и ясен,
На нём горит смиренья луч.
А гордый демон так прекрасен,
Так лучезарен и могуч…

Так писали поэты последних столетий, даже верующие поэты, не понимавшие того вреда, который они приносят, изображая «прекрасным и могучим» ужасного духа тьмы, бессильного перед каждым верующим христианином. Ибо могущество владыки «сумрачного мира» кончается, как и «величие зла», весьма скоро. Ни малейшей пользы, ничего нетленного не может сделать его гордыня, несмотря на всё «величие зла». Сила его вносит только разрушение, скорбь и отчаяние, кровь и слезы… Дальше этого не идёт могущество духа тьмы… И если бы слуги его могли заглянуть в свои сердца, если бы, увлекаемые вихрем зла, они могли на мгновение опомниться, и посмели обдумать и понять свои собственные чувства, то в ужасе отшатнулись бы от страшной цели, мерцающей кровавым блеском впереди, и попытались бы очнуться, как люди, связанные ужасным кошмаром. Но владыка зла связывает слуг своих неразрывными цепями…

Бедная Гермина! Сколько подобных ей несчастных, бессознательных жертв трепетно бьётся в сетях сатаны, сами того не сознавая!

IV. Признание

Солнце только что выплыло из синих волн океана, и его первые лучи обливали розовым сиянием свежую зелень, политую последним дождём тёплой тропической «зимы».

Гермина, успевшая перенять привычки южного города, не только встала, но уже выкупалась и оделась. В изящном домашнем наряде из белой кисеи, кружев и лиловых лент вышла она на террасу, где был накрыт первый завтрак.

Обыкновенно лорд Дженнер являлся к этому первому завтраку, останавливая верхового коня у знакомой калитки по окончании своей утренней прогулки. В тропическом городе, где люди встают вместе с солнцем, чтобы воспользоваться сравнительной свежестью раннего утра, просыпая затем томительные часы полуденного зноя в прохладных тёмных комнатах, не было ничего необычайного в столь раннем визите. Их делали не только мужчины, но и дамы к своим ближайшим знакомым. Поэтому никто не находил ничего особенного в том, что молодой вдовец навещал молодую вдову, с которой он был знаком в Европе. Правда, любопытные начинали поговаривать о вероятности второго брака для обоих иностранцев, но показная почтительность англичанина к хорошенькой вдовушке не позволяла ни слишком явных намёков, ни подозрений, слишком близких к истине.

Предположения окончить предварительные работы в два, много — в три месяца, и затем торжественно совершить закладку масонского храма всеми ложами «свободных каменщиков», не оправдались. Переговоры по поводу приобретения нужного участка затянулись сверх ожидания.

Прошло около полугода после заседания Бет-Дина, а день закладки масонского храма назначен всё ещё не был.

Между тем, некоторые из членов тайного собрания оставались на Мартинике, ожидая этого торжественного события, и в числе их «великий ребби» Гершель. Он поселился на уединённой плантации Самуила Ван-Берса, отца маркизы Эльфриды. После свадьбы дочери и смерти жены старик вёл жизнь совершенно отшельническую, не принимая никого, даже дочери и внуков. Все дела он передал выписанному из Голландии племяннику. О занятиях старого отшельника много было толков. Суеверные негры открыто называли его «чернокнижником».

У этого-то «чернокнижника» и поселился старый «ребе» Гершель, которого никто из сен-пьерцев не видел с момента приезда его на почтовом пароходе, где его встретил лорд Дженнер, чтобы проводить в синагогу.