Окончив чтение, Гермина осторожно закрыла книгу. На мгновение взгляд молодой женщины остановился на лице Матильды, крепко спящей, раскинувшись в низеньком покойном кресле. Как изменилась прекрасная подруга леди Дженнер!.. Гермина невольно вздрогнула, впервые заметив эту перемену. От задорной, жгучей, вызывающе-смелой красоты Матильды и следа не осталось… Её сверкающие красным золотом волосы уже не рассыпались капризными локонами по беломраморным плечам. Туго заплетённые в две толстые косы, они сползли с белого пеньюара и легли на синий бархатный ковёр, как две золотые змейки… Эта ли гладкая причёска изменила прекрасное лицо Матильды, придавая выражение тихой покорности и кроткой печали этому похудевшему личику с прозрачной, ослепительно белой кожей и нежным румянцем, всегда сопровождающим рыжие волосы?.. Гермина залюбовалась на спящую, впервые замечая разницу в характере её красоты.
Ей живо припомнилась первая встреча с этой златокудрой красавицей, на благотворительном костюмированном балу в городской ратуше. Тогда Матильда была в костюме вакханки, с венком из виноградных гроздьев на распущенных волосах. Яркие пурпурные губы, полураскрытые в лукавой и кокетливой усмешке, теперь крепко сжались заботой и горем, образуя страдальческую складку в углах рта. Ослепительно белый лоб прорезала тонкая поперечная морщинка, проведённая неумолимым резцом времени и горького опыта… А глаза, — эти страстные огневые сапфировые звезды, оттенённые чёрными бархатными и пушистыми длинными ресницами, уже не глядели смелым, вызывающим судьбу, как и людей, взором… Они не померкли, хоть и покраснели от пролитых слез, но приняли выражение глубокой покорности Высшей Воле.
Взгляд Гермины скользнул по крепко спящей молодой негритянке, и остановился на неподвижном, смертельно бледном лице Лилианы… Это прелестное личико изменилось ещё больше… Совсем недавно жизнерадостное и свежее, как только что распустившийся розовый бутон, оно стало бледно и мертвенно, как полузавядшая лилия. А выражение! Давно ли эти губы умели только улыбаться в детски-счастливом наслаждении жизнью, а теперь… Какое страдальческое, напуганное и беспомощное выражение застыло на этом юном лице.
Вдруг громадные, глубокие глаза раскрылись, и больная проговорила чуть слышно:
— Гермина, чья-то злая воля преследует нас… Кому-то нужно истребление нашей семьи… Я это чувствую ясно… Но кому?.. Кому?.. — мучительно повторила она.
Гермина подошла к кушетке и нежно сжала руку больной.
— Ты ошибаешься, — ответила она на знакомые слова, повторяемые после каждого припадка. — Не злая воля, а злой рок преследует семью твоего мужа… Против злого рока защита одна: Господь Бог. Молится надо, Лилиана!..
Лилиана медленно подняла свою прозрачную руку и тихо перекрестилась.
— Я молюсь, Мина… Да и можно ли было бы жить без молитвы? Но именно после молитвы мне ясней всего кажется то, чего я не умею сказать…
— Что же тебе кажется, Лили? — спросила Гермина, невольно понижая голос и наклоняясь к больной, лежащей по-прежнему не шевелясь под своим голубым одеялом. — Скажи мне, Лили, что тебе «кажется», если тебя не слишком волнует этот разговор… Иногда легче делается, когда выскажешься…
Лилиана понизила голос.
— Говори тише, Мина… Не разбудить бы нам Матильду. Бедняжка так устала возле меня… Я ведь понимаю, как тяжело вам сидеть здесь, возле меня, день и ночь.
Гермина провела рукой по горячему влажному лбу подруги и поспешно заговорила, чтобы отвлечь её внимание от мрачных мыслей:
— Как ярко светит луна… Её лучи ярче света, падающего из окон кабинета моего мужа… Как он, однако, засиделся со своим гостем…
Лилиана приподнялась так быстро и неожиданно, что Гермина вздрогнула и остановилась. Широко раскрытые глаза больной уставились на красную полосу окна, светившегося вдали, по другую сторону громадного цветника, разделяющего оба корпуса обширного здания, загибающегося в форме «покоя».
— Что с тобой, Лили?.. Куда ты смотришь такими испуганными глазами? Что тебе пришло в голову?.. — растерянно прошептала Гермина.
— Скажи мне, Мина, ты видела этого человека… того, который сегодня приехал к твоему мужу? — чуть слышно прошептала Лилиана, с болезненной дрожью прижимаясь к груди подруги.
— Да, конечно, — спокойно и равнодушно ответила Гермина. — Ведь этот мистер… мистер… право, не помню его фамилии, обедал вместе с ним и с твоим отцом.
— Что он за человек, Гермина? Молодая женщина усмехнулась:
— Право, не знаю… Как я могу судить о человеке, которого вижу в первый раз и с которым сказала не больше сотни слов, и притом самых обыденных. Если ты спрашиваешь о его наружности…