Сатанизм. История, мировоззрение, культ

Анализ древней религиозной культуры и языка, а также других источников первознания, позволяет сделать вывод, что исторически русская нация сформировалась как нация, способная (по словам Ф. М. Достоевского) спасти мир от духовного вырождения. В современном мире «бесовщине» противостоит только Русский Бог как идеал, воплощенный в русском этносе с его характерной социопсихологией. Вот почему Россия на протяжении всей своей истории является объектом агрессии со стороны дьявольских сил и сейчас стоит насмерть в борьбе с сатанинским наваждением, поскольку лишь физическое истребление этноса как Народа-Богоносца открывает путь мировой бесовщине, способной в необузданной оргии уничтожить весь мир. Отсюда и планы расчленения страны, резкого снижения численности её населения за счет в первую очередь русского этноса, приводимые в исполнение на наших глазах.

Здесь основной способ – подчинение смысла и образа жизни принципам, проистекающим из ведущей роли в обществе торгово-ростовщического капитала, обеспечивающего безраздельную власть «бесам». Процесс морального вырождения, о котором писал Ф. М. Достоевский, является устойчивым и прогрессирующим, питающимся и усиливающимся развивающимся капитализмом, с его вульгарно-материалистической идеологией и моралью. Стоит только посмотреть на тех, кто, попирая мораль и право, преумножает торгово-ростовщический капитал, на жаждущих все большего и большего богатства ради «вакхического» идеала, чтобы воочию узреть лик дьявола, спрятанный под личиной «добропорядочного буржуа». Дьявол – это отнюдь не персонификация, это одно из диалектических начал Мироздания, но материализуется он в образе человека со специфической психологией. Объединяясь на основе дьявольского начала, люди создают сообщества, для которых ростовщичество и криминалитет являются основными способами достижения жизненных целей. Ростовщичество Иисус Христос отнес к самым тяжким преступлениям против Бога, но нынешние ростовщики, не зная этого, тщатся и радеют за Церковь Христову, не понимая, что они являются главными разрушителям её идеологии. В этом состоит парадокс нашего времени, когда борьба между Божественным и дьявольским началом приобретает геоглобальные масштабы.

Борьба Запада с Россией за выбор дальнейшего пути эволюции человеческого общества, достигшая кульминации, завершает целую историческую эпоху становления человечества в наступившем III тысячелетии от Рождества Христова, когда решается вопрос о том, какое начало станет преобладающим и определяющим дальнейший исторический путь – сатанинское или Божественное. Этот выбор происходит сейчас, и мы – его свидетели и участники, ответственные за будущее.

Влияние «языческой» духовности испытали на себе, в той или иной мере, все христианские богословы, начиная от ранних апологетов и кончая современными теологами. Аристотель, Платон, Плотин и некоторые другие «языческие» философы - были непреререкаемыми авторитетами для христианских богословов на протяжении всей истории христианства. Более того, если бы не было этих гигантов мысли, на плечи которых взгромоздилось христианское богословие, то не было бы и самого христианского богословия.

Даже крупнейший из Отцов Церкви, «Учитель Запада» Августин Блаженный (354-430) пришёл к христианству под влиянием «язычника» Цицерона, а вовсе не в результате чтения Библии, которая на фоне текстов Цицерона, показалась Аврелию Августину, при первоначальном знакомстве с её текстами, весьма убогим в интеллектуальном отношении произведением. Он писал в своей знаменитой «Исповеди»: «Живя в такой среде, я в тогдашнем моем неутойчивом возрасте изучал книги по красноречию, желая в целях предосудительных и легкомысленных, на радость человеческому тщеславию стать выдающимся оратором. Следуя установленному порядку обучения, я дошел до книжки какого-то Цицерона, языку которого удивляются все, а сердцу не так. Книга эта увещевает обратиться к философии и называется «Гортензий». Эта вот книга изменила состояние мое, изменила молитвы мои и обратила их к Тебе, Господи, сделала другими прошения и желания мои. Мне вдруг опротивели все пустые надежды; бессмертной мудрости желал я в своем невероятном сердечном смятении и начал вставать, чтобы вернуться к Тебе. Не для того, чтобы отточить свой язык (за это, по-видимому, платил я материнскими деньгами в своем девятнадцатилетнем возрасте; отец мой умер за два года до этого),486 не для того, чтобы отточить язык, взялся я за эту книгу: она учила меня не тому, как говорить, а тому, что говорить».487