Можно согласиться с тем, что человек идет вслед за своим невежеством или что, наоборот, невежество идет вслед за человеком, — это не так уж существенно. А что важно, так это следить за тем, чтобы невежество было не больше тебя самого. Я замечал, что есть на свете такие счастливчики, у которых невежество совсем махонькое, и они могут его запрятать, куда хотят. Я, к примеру, видел человека, у которого невежество было с клопа, не больше. Сидит оно у него вот здесь, на лацкане, и он так и разгуливает с этим клопом, и в трамвае ездит, и ест, и спит, а также разговаривает. Он говорит, а невежество сидит у него на лацкане, как клоп. Сидит оно у него на лацкане, как клоп, а он себе говорит и руками размахивает, говорит и размахивает, говорит и размахивает!
ДО НЕБА И ОБРАТНО{108}
Да, большое было волнение. У черказской паровой мельницы толпился народ, и не только помольщики — все село. Ракета стояла торчком. Духовой оркестр гремел в свои медные трубы, а около ракеты расхаживал в ноговицах из козлиной шкуры Гоца Герасков и бросал прощальные взгляды на народ, на простиравшуюся за селом равнину и на Петушиный холм — там он каждую зиму рубил в дубняке дрова.
Сейчас там громоздились сугробы.
Гоца Герасков вспоминал, как много лет назад единственной машиной в селе был австрийский триер, потом кооперации стоило немалых усилий купить веялку, а теперь вот кооператоры построили космодром, и каждое село посылает в небо свои ракеты.
От прошлого у Гоцы остались только ноговицы, выдубленные в одной гмитровской кожевенной мастерской. Гмитровчане эти были отличными мастерами, и если бы в те давние времена делали ракеты, наверняка гмитровчане дубили бы ноговицы и для ракет.
Вот о чем думал Гоца Герасков, прохаживаясь возле ракеты, а оркестр гремел на всю округу, и народ, толпившийся поблизости, подымал такой шум, что барабанные перепонки чуть не лопались. Произносились, само собой, и речи, но Гоца не любил речей, ибо был человеком действия. Он осмотрел еще раз свои ноговицы и забрался в ракету.
Несмотря на стартовый грохот, сельские музыканты не оставили своих труб, и это произвело на Гоцу чрезвычайно сильное впечатление, растрогало его до глубины души. Однако долго думать об этом ему было некогда, потому что заснеженная Земля быстро удалялась, и он даже начал замечать ее вращательное движение с запада на восток. Ему и раньше приходилось слышать, что Земля вертится, а сейчас, когда он глядел на нее с высоты, вращение ее не вызывало у него уже никаких сомнений.
Небо становилось все ближе. Увеличившаяся Луна подставляла нашему черказцу спину, и он стал выбирать место для посадки, хотя ни людей, ни домов нигде не было видно. Так или иначе, он наконец высмотрел удобное место и сел. Удар был такой слабый, что он почти его не почувствовал. Высунув голову наружу, он с удивлением увидел, что ракета подняла огромную тучу пыли. Чихая, Гоца Герасков стал прохаживаться по Луне, но кроме пыли там ничего не было.
От пыли его ноговицы порыжели точно лисы.
«Не дай бог, — думал черказец, шагая по какому-то пригорку, вздымая пыль и чихая, — коли построишь здесь дом и жена решит повесить белье сушиться! И разговору об этом быть не может, это совершенно исключено! На этой Луне даже и белья не просушишь!»
Ох, и начихался же он!
Почихав еще и так и не увидев ничего, кроме пыли, Гоца Герасков залез в ракету и полетел обратно на Землю. Земля, повиснув в пространстве, продолжала вращаться с запада на восток; она вся была белая, только посередке проходила черная полоса, и черказец подумал что это, верно, Африка.
Приближаясь к Земле, он рассмотрел прежде всего трубу черказской паровой мельницы и распряженную скотину. Волы жевали кукурузные листья, но, увидев ракету, перестали жевать, а из здания мельницы выскочили помольщики и бегом кинулись к селу. Гоца Герасков кружил над окрестностями и искал место для приземления. По всем дорогам кучками двигался народ, приготовившийся встречать знатного земляка. Впереди шагал славный духовой оркестр славного села Калиманица (у них музыканты играли всегда по нотам, а не на слух, как черказские музыканты); шел народ и из других славных сел: Верхней Каменной Риксы, Верхней Луки и Верениц, и у них впереди тоже шагали оркестры. Только из Живовцев не было ни одного человека — там сорвался с привязи общинный бык, и все его ловили. В этом селе общинный бык срывается с привязи каждый год.
Увидев холм и дубняк над селом, Гоца Герасков решил, что лучше всего приземлиться в дубняке — там намело большие сугробы, которые очень облегчали ему задачу.