Сатирические очерки

Да я и не вижу необходимости всегда начинать с начала, поскольку так может поступить каждый, а мы здесь поступаем далеко не так, как каждый. Тебе, наверное, и в голову не пришло, что наше обыкновение начинать с конца дает нам удивительное преимущество: именно потому, что мы так поступаем, нам кажется, что дело уже завершено, тогда как мы еще только начинаем его. Народами следует управлять так же, как поэты пишут сонеты. Нет ни одного посредственного поэта, который не начинал бы их с последнего стиха. Прибавь к этому еще одно наше преимущество: делая что-нибудь плохо, мы имеем возможность это переделать. И то, что не попадет в книгу, попадет в список опечаток. В связи с этим очень кстати будет напомнить тебе рассказ нашего дона Бартоломе[293] о бесталанном художнике, который хотел побелить свой дом, а потом его разрисовать и которому один умник посоветовал, что для его славы было бы лучше сначала разрисовать дом, а затем уж его побелить.

Во-вторых, ты должен знать, что мое первое письмо было перехвачено. И не то чтобы я послал его через Бискайю, что было бы серьезной географической ошибкой, а через посредство этой злополучной газеты. Да простит мне цензура, но надо сознаться, мой друг, что газета в настоящее время, в смысле перехвата писем, ничуть не хуже Бискайи. Легче, пожалуй, доставить пакет главнокомандующему, не зная даже, где находится его штаб-квартира, чем предоставить читателю возможность прочесть злонамеренную статью. Правда, уж если говорить начистоту, то обнаружить, где находится читатель, все же легче, чем где пребывает Родиль. Как видишь, я описываю тебе все как есть, без всяких прикрас. Каждая газета говорит, что имеет читателя, но в действительности читатель похож на свободу, о которой все упрямо твердят, что мы ею обладаем, и тем не менее никто ее не видел.

Итак, поскольку мое первое письмо было перехвачено, мне не оставалось ничего другого, как написать второе. Не будь я так педантичен, я вполне мог бы назвать свое второе письмо первым, но я, мой друг, подобен Буало:[294]«J'appelle un chat un chat et Rolet un fripon». [295]

Если бы мне разрешили и прочие вещи называть своими именами и дали мне право, как министерству внутренних дел, изменять наименования, можешь поверить, что я начал бы не с моих писем.

Поговорим лучше о другом. Выходит, в Португалии нет мятежников, дорогой Сильва? Есть ли более удивительная страна? Как же вы можете жить без мятежников? О чем же вы тогда говорите? Кого преследуете? Чем заполняете вашу газету? Живете без официальных сводок, без неожиданностей? Мне говорили, что Португалия – удивительная страна. Но не настолько же! Меня опечалила смерть вашего дона Педру, весьма опечалила, и не потому, что, как мне кажется, он вам был необходим, а больше из-за того, что я испытывал к нему чувство привязанности. Вот, например, у нас здесь не было дона Педру, и мы обошлись без него. Правда, мы обходимся и без многого другого. Возможно ли, чтобы в Португалии никто не боялся либералов? Вот что бывает с изменением климата! Они подобны тарантулам, которые в Торенто ядовиты, а в более холодных странах – нет. Здесь либералы внушают ужас. Не скажу, чтобы мы боялись их, как пугливая лань, но по крайней мере – как пугливый министр. Особенно опасен тот либерал, который эмигрировал и нуждается в службе для того, чтобы существовать. Хорошие же либералы те, которые не эмигрировали, не остались здесь и не нуждаются в пище, чтобы жить. Остальные всегда в душе анархисты. В Португалии, напротив, опасны были мигелисты. Здесь – нет, здесь карлисты, можно сказать, домашние… но достаточно об этом.

Как ты писал, из газет тебе стало известно, что в Бискайе дела обстоят хорошо. А как же иначе! Один хорошо осведомленный депутат не так давно заявил в палате, что в прошлом году насчитывалось около двух тысяч мятежников, а сегодня их насчитывается двадцать тысяч. Таким образом, мне кажется, что все идет как нельзя лучше: мятеж разрастается так же, как наш государственный долг.

Ты спрашиваешь меня о деньгах. Вот в этом отношении у нас действительно все хорошо. Ты же изучал философию и знаешь, что богат не тот, у кого больше денег, а тот, у кого меньше желаний. Согласно этой вечной истине есть ли более богатая нация, чем наша? Здесь никто не желает больше того, что мы имеем. Посмотри, разве мы не довольствуемся малым! Да по правде сказать, у нас всего вдоволь, разве только денег не хватает. Но все это наладится с помощью божией и займа.