Друг мои Вифинский Волузий! Известно ведь, что за чудовищВ глупом Египте чтут: обожают одни крокодилов;Трепет других вызывает тот ибис, что змей поедает;Образ сияет златой почитаемого павианаТам, где стовратных развалины Фив и где раздаютсяИз раздвоенной фигуры Мемнона волшебные звуки;Здесь поклоняются кошкам, там — рыбе речной; города естьС культом собаки; никто не почтит лишь богиню Диану.Лук и порей там нельзя осквернять, укусивши зубами.10 Что за святые народы, в садах у которых родятсяЭтакие божества! Не берут там в пищу животныхС шерстью: зарезать козленка грехом почитают в Египте.Вот человечину можно там есть. Когда о подобномДеле Улисс рассказал опешившему АлкиноюПосле обеда, он, может быть, вызвал и гнев и насмешку,Как пустомеля и враль. — «И никто его в море не сбросит,Хоть и достоин он сам настоящей свирепой Харибды,Он, сочинитель и всех лестригонов, и диких циклопов!Право, и скал Кианей столкновенья, по мне, вероятней,20 Сцилла и даже мехи, надутые бурями, илиЧто Эльпенор и гребцы захрюкали, свиньями ставшиОт незаметных ударов прута волшебной Цирцеи.Верно, считал он феаков народом пустоголовым!» —Так кто-нибудь справедливо сказал бы, оставшийся трезвым,Или же тот, кто немного еще потянул из коркирскойУрны: свидетелей нет, — разглагольствовал он в одиночку,Мы же о диве таком поведать хотим, что недавно,В консульство Юнка, у стен раскаленного Копта случилось,О преступленье толпы, нестрашнее старинных трагедии:30 Пересмотри хоть все сирмы от Пирры, — у трагиков вовсеНе совершает народ никакой преступлений. Послушай,Чем показало себя одичание нашего века.Между соседней Тентирой и Омбом доселе пылаетПламя старинной вражды: их древняя распря бессмертна;Неизлечимою раной горя, и крайнюю яростьС той и с другой стороны проявляет толпа, потому чтоМестности обе божеств ненавидят соседних, считаяПравильной веру в своих лишь богов. Но случилось, что праздникВ Омбе справлялся, вожди их врагов порешили придраться40 К случаю, чтобы другим испортить веселый и светлыйПраздничный день и пиры, когда возле храмов роскошноУ перекрестков накрыты столы, когда бодрствует ложеДенно и нощно, и так, что иной раз даже седьмыеСутки его застают приготовленным. Правда, ЕгипетГруб, но по роскоши, сколько я сам замечал, не уступитЭта толпа дикарей пресловутому граду Канопу.Кроме того, ведь легко одолеть захмелевших соседей:Их языки заплелись, все шатаются, пляшут мужчины,Черный играет флейтист, благовонный разносится запах,50 Всюду цветы, и народ себе лбы украшает венками.Злоба голодная тут разгорается, страсти бушуют:Ругань сперва начинает звучать, как сигнал для сраженья,С криком взаимным потом сшибаются, вместо оружьяРуки пускаются в ход: у немногих не свернуты скулы,Чуть ли не все повредили носы среди этакой свалки.Скоро уж видны везде и повсюду разбитые лица,Черт не узнать, из разорванных щек торчат уже костиГолые, и кулаки измазаны кровью глазною.Сами ж они почитают игрой это дело и детской60 Схваткой: у них под ногами совсем не валяется трупов.Правда, к чему столько тысяч дерутся толпой — и убитыхНет между ними? Но вот свирепее натиск, и сталиШарить рукой по земле, поднимать и швыряться камнями —Самым обычным оружьем при бунтах, — хотя не такимиТяжкими, легче, чем Турн поднимал да Аякс ТеламонидИли каким Диомед бедро раздробил у Энея:Камни у них таковы, чтобы выдержать правой рукою,Что уступает деснице героев, — рукой современной.Наш-то ведь род измельчал еще и при жизни Гомера.70 Ныне земля производит все мелких да злобных людишек:Глянет на них кто-нибудь из богов — и смешно и досадно.От отступленья вернемся к рассказу. После того какЛагерь один, получив подкрепленье, решается взятьсяИ за оружие, — бой начинают, стреляя из луков;При наступлении тех, что в Тентире живут, по соседствуС пальмовой тенью, бежать пустились поспешно омбиты.Падает кто-то из них, убегающий в крайнем испуге,Пал кувырком — и в плену! Тут его разрубают на части:Много кусков, чтоб его одного хватило на многих, —80 И победители съели его, обглодали все кости,Даже в кипящем котле не сварив, не втыкая на вертел:Слишком им кажется долгим огня дожидаться, немедляТруп пожирают сырой, находя наслаждение в этом.Радостно даже, что эта толпа огня не сквернила,Что Прометей подарил земле, похитивши с высейНеба. Стихию поздравить могу, и, наверно, стихия Рада.Но кто уже смог человечьего мяса отведать,Тот никогда не едал никакого охотней, чем это,Ибо при зверстве таком не допрашивай, не сомневайся,90 Первая глотка познала ли вкус, и последний познал ли,Тот, что руками водил по земле — попробовать крови,После того как все тело уже уничтожено было.Баски (молва такова), было время, жизнь поддержалиПищей такой; но они не пример: у них была крайностьВ годы войны, к ним Судьба была зла, доведя до последнейСтрашной нужды при долгой осаде. Ведь самый образчикЭтой ужасной еды, о которой сейчас говорится,Жалости просто достоин, и те, о которых сказал я,Всяких наевшися трав и всяких животных, к чему лишь100 Ни понуждали мученья пустого желудка, — когда ужСами враги сожалели их, бледных, худых, истощенных, —Жрали от голода члены чужие, готовые дажеГрызть и свои. Да и кто из людей, из богов отказался бИх животы извинить, претерпевшие жуткие муки?Им бы могли простить даже тени тех, кого трупыЕли несчастные баски. Нас лучше наставят ЗенонаПравила: вовсе не все, полагают они, можно делатьРади спасения жизни. Но стоики разве кантабры,Да особливо еще в старину, при древнем Метелле?110 Греков Афины и наши доступны теперь всем народам.Галлия стала речистой и учит юристов британских,Даже на Фуле идут разговоры о ритора найме.Все ж благородны и баски, и полное есть оправданьеРавному в доблести им, по несчастному больше, Сагунту.Ну, а Египет жесточе еще алтарей Меотиды,Если ты даже считаешь правдивым преданье поэтов:Та уроженка Тавриды, что святопреступную жертвуИзобрела, закаляла людей, — но большего страха,Чем умереть под ножом, ее жертва не знала. Какой же120 Случай египтян подвиг? Что за голод, какое оружье,Стенам угроза, понудили их на такое злодействоГнусное? Что же тогда за ненависть к Нилу была бы,Коль не разлился бы он при засухе в землях Мемфиса?Бешенством так никогда не свирепствуют страшные кимвры,Ни дикари савроматы, ни страшный народ агатирсы;Так не ярятся бритоны, как эта трусливая сволочь,Что парусов лоскутки распускает на глиняных лодкахИ на весло налегает короткое в пестрой посуде.Этим народам, в сознанье которых и голод и злоба130 Сходны вполне и равны, не найти наказанья злодейству,Нету достойных их кар. Природа сама утверждает,Будто дарует она человеку мягчайшее сердце:Слезы дала она нам, — а бывает ли лучшее чувство?Значит, она нам велит оплакивать друга, которыйВ трауре дело ведет малолетнего, что обвиняетЛживого опекуна: его длинные кудри скрываютНаполовину лицо, увлажненное горькой слезою.Мы по закону природы вздохнем, повстречав погребеньеДевушки взрослой иль гробик младенца, который не вырос140 Для похоронных костров. Кто действительно честен и стоитТайного факела, как полагается мисту Цереры,Чуждой не мнит никакую беду: в этом наше отличьеОт бессловесных скотов. Потому только мы, — что имеемЖребий высокий ума и богов голоса различаем,Мы, что способны к искусствам, могущие им обучаться, —Чувство впитали в себя, с небесной сошедшее тверди,Но недоступное тем, кто смотрит не в небо, а в землю.При сотворении мира творец уделил им дыханьеЖизни — и только, а нам сверх того дал душу, с той целью,150 Дабы взаимно влекло нас просить и оказывать помощь;Розно живущих — в народ единить; покинувши рощиДревних людей, оставляя леса — обиталище предков, —Строить дома, сочетая жилище свое воединоС крышей другой: чтоб доверье взаимное нам позволялоВозле порога соседей заснуть; для защиты оружьемГраждан упавших иль тех, что от ран зашатались тяжелых,Общей трубою сигнал подавать: защищаться совместно160 В башнях и общим ключом запирать городские ворота.Но даже змеи живут согласнее нас; и с окраскойСхожей другого щадит всякий зверь: разве льва убиваетЛев? Или разве когда кабана находили лесного,Чтоб издыхал от удара клыков кабана посильнее?Яростный Индии тигр уживается в длительном миреС тигром; у диких медведей — и то существует согласье,Людям же мало и тех смертоносных мечей, что куютсяНа наковальне проклятой, — а первый кузнец-то, привыкшийВ горне калить сошники да лопаты, уставший от ковкиСох да мотыг, — ведь совсем не умел он меча приготовить.170 Что за народ современный: ему недостаточно в злобеТолько убить человека, но груди, но руки, но лицаВ пищу себе он берет! Ну, что бы подумал об этомИли куда б убежал, если б только узрел этот ужас,Ты, Пифагор, воздержаньем известный от всяких животных,Как от людей, и не всякий стручок допускавший в желудок?