Саттри

Когда сели ужинать, пришлось потесниться, и Саттри, оглядывая стол, не мог не улыбнуться. Пока рассаживались, вошел мальчишка с заплывшим глазом и без особого интереса воззрился на Саттри. Две девчонки помладше вообще не знали, куда глаза девать. Это придало храбрости самой старшей, и она расправила плечи, и откинула назад волосы, и передала Саттри тарелку с хлебцами. Сложена она была чрезвычайно хорошо, крупные темные глаза и волосы. Глава дома встал, чтоб лучше справиться со свиным окороком перед собой. Мальчишка нагребал себе на тарелку полные черпаки фасоли. Саттри намазал маслом легкий содовый хлебец и смотрел, как под ножом отпадают бледные ломтики свинины, мужчина поворачивал жареху и наконец схватил окорок руками, белая шишка кости, чвакнув, вывернулась из своего гнезда и прорвалась сквозь исходящее паром мясо, словно громадная жемчужина.

Вилкой распределил он сальные шматы мяса на те тарелки, до каких сумел дотянуться, а женщине на том конце стола велел передать. Саттри залил свою свинину и хлебец густой подливой и потянулся к перцу. Вниз по столу передали фасоль и толстые сладкие картошки, всем разлили кофе. Он схватил вилку в кулак, как того требовали лучше сельские манеры, и навалился.

Не робейте, призвал его старик. Ешьте от пуза.

Саттри кивнул и помахал вилкой.

Воскресным утром Хэррогейт увидел, как они идут по проспекту Блаунта. Все наряды их были скроены из одного отреза ткани, и в церковном ряду, стоя вшестером, выглядели они, словно рулон обоев кричащей расцветки нарезали на этих связанных гармошкой кукол, за изготовлением которых проводит время сбрендившая публика. От них взгляд не могли оторвать. Когда служба окончилась, проповедник даже поступился своим местом у дверей, и некому было жать руки этим новым и поразительным прихожанам. Мальчишья мелкота собралась снаружи дразниться, но появление этой маленькой компании застало их врасплох, бездеятельными. Вышли они гуськом, выстроившись по росту, отец первым наружу через облитые солнцем двери в секстете ситцевых изотропов и на улицу, старший с улыбкой, дальше через толпу и вниз по дороге к реке, по-прежнему гуськом и с невозмутимой благопристойностью оставив позади конгрегацию, онемевшую и изумленную.

Он погреб их проведать. Обогнув конец жилой баржи в своей сварной плоскодонке и нараспев окликнув женщину там, где сидела она на крылечке и лущила фасоль.

Здрасьте! позвал он.

Она подскочила, как раненый лось, и ударилась о леера в дальнем углу мостков, глаза выпучила, а отвисшая грудь ее вздымалась под тряпьем, что было на ней вместо рубашки. Он похоже, не заметил, сидя с обычной безучастной улыбкой посередине своей самоубийственной лодчонки, у которой поперек носа хромированными буквами значилось «dod», а самодельное весло лежало у него на коленях и капало. Мировецкий какой денек, а? сказал он.

Боже правый, ответила она, совсем было подумала, меня законники счас сцапают. Не смей ко мне больше никогда так подкрадываться, слышишь?

Так точно, мэм, сказал он, не лицо, а цветочек на теплом солнышке.

Она оглядела его сверху. Он просто сидел и улыбался. Она вновь уселась на ящик, с которого вскочила, и опять принялась за фасоль.

Я вон там через речку живу, сказал он. Видал вас всех в церкви в воскресенье.

Она кивнула.

Вот и подумал спуститься да поздоровкаться.

Она взглянула на него запавшими глазами.

Ну и вот, сказал он, возясь с веслом. Вот, здаров.

Здаров, ответила она.

А остальная семья ваша сегодня где?

В город пошли.

Вас сплошь в одиночестве оставили, а?

Она не ответила.

Он огляделся и прикинул, насколько высоко солнце. Похоже, еще теплеть будет, я бы сказал.

Возможно, она не расслышала.

А вы б? спросил он.

Она посмотрела на него сверху вниз. Раскраснелась, жидкие волосы слиплись на потном лице. Прикидываю так, сказала она.

Самое главное в этой вот лодке. Раскаляется, как двухерная… как что угодно, раскаляется. А еще в воде сидит, где вроде б должна остывать.

Да, ответила она.

Я в ней как-то раз чуть не утонул.

Угу.

Вообще на плаву не держится.

Он черпанул веслом, чтоб не снесло по течению.

Как прикидываете, когда вернутся?

Не знаю.

А парнишка ваш в школу ходит?

Иногда ходит. Сейчас нет.

А я вот школу просто презираю. А что это у вас за шкуры?

Енотовые. Или были енотовые.

Хэррогейт нагнулся и сплюнул в реку, и вновь выпрямился. А сколько вообще лет вашему парнишке?

Она посмотрела на него. Посмотрела на приблуду, в которой сидел. Сказала: Еще не настолько он вырос, чтобы в такой вот кататься.

Где, в этой вот? Ексель. Да ее и динамитом не потопишь.

Она высыпала газетку фасолевой лузги за борт. Хэррогейт посмотрел, как уплывают выпотрошенные стручки.

Старина Саттри мой друг. Вы ж его знаете, не?

Нет.

Он тут ел с вами как-то вечером. Переметы ставит. Говорил, что с вами знаком.

Она кивнула, и накренила фасоль в кастрюле, и встала, и вытрясла сор из складок своей юбки.

Он мой друг, сказал Хэррогейт.

Она наклонилась и подобрала кастрюлю очищенной фасоли, и отбросила с лица волосы.

Он в ней ездил, сказал Хэррогейт. В этой вот самой лодке. Саттри.