САТУРН ПОЧТИ НЕ ВИДЕН

После вечера они бродили по весенней Москве, медленно шли по маршруту, который у них назывался «пушкинским». Он проходил через площадь Пушкина, потом по Пушкинской улице, мимо Музея имени Пушкина и, наконец, по Арбату, мимо скромного старого дома, где некогда жил поэт.

- Ты очень хорошо говорил сегодня, - сказала Галя, сжимая Лешину горячую руку. - Одна Нинка Зимина обиделась, что ты изобразил ее растолстевшей женой полковника. Конечно, нам открыты все дороги, но какая судьба ждет каждого из нас, никто не знает.

Леша усмехнулся:

- А Витька Субботин сказал, что эта моя мысль - политически неправильная. Мол, что бы ни было, у всех нас счастливая судьба, ведь мы живем в стране социализма.

- Он думает, что у нас нет несчастливых людей? - спросила Галя.,

- А кто его знает?

Галя украдкой посматривала на строгий Лешин профиль, над которым так неуместно торчал легкомысленный белесый чуб, выбившийся из-под лыжной шапки. Она подумала: «И весь он такой: умное, строгое в нем всегда рядом с легкомысленным, и никогда не знаешь, каким он будет через минуту». Только в том, что касалось их дружбы, их любви, Галя верила: он неизменно серьезен и чист в каждой своей мысли, в каждом поступке.

- Лешик, почему ты ничего не сказал в своей речи обо мне?

Он рассмеялся:

- У меня было и про тебя. Что встретил я тебя в форме комбрига, но что, мол, поскольку такой случай нетипичен, больше я ничего сказать об этой военной женщине не могу. В последнюю минуту передумал - решил, что ты обидишься.

- Вот уж нисколько… - засмеялась Галя. - А правда, Лешик, разве наша с тобой судьба тоже неизвестна?

- Абсолютно! - ответил он. - Что мы знаем?

Только то, что мы, что бы ни случилось, будем вместе, то есть что наше личное счастье всегда будет с нами. Но это же еще не все?

- Но это и немало? - тоже спросила Галя.

- Ну а если война? - спросил Леша.

Галя удивленно посмотрела на него: до этого он никогда первый эту тему не затрагивал.

- Ты же сама научилась прыгать с парашютом, - продолжал Леша, - скоро станешь радисткой, и ты понимаешь, что, когда война, человек себе не хозяин. Тебя пошлют в одно место, меня - в другое, и что с каждым из нас может там случиться, не знает даже товарищ Ворошилов.

- Мы можем попросить, чтобы нас послали вместе, - не очень уверенно сказала Галя.

- Не смеши меня, Галка. Война - это не туристский поход.

- Я буду писать тебе каждый, каждый день, - тихо сказала Галя. - А ты?

- Три раза в день, - так же тихо ответил он.

Когда они прошли половину Арбата, Галя сказала:

- Отец вчера говорил, что все войны до этого - только чепуховые репетиции. А теперь у наших дверей стоит главная война…

- Кошке всегда мыши снятся, - рассмеялся Леша.

- Не надо, Леша. Я во всем верю отцу.

- Извини…

И опять они шли молча. И каждый раз так: стоит им заговорить о войне, и сразу они не понимают друг друга, как будто говорят про разное.

- А вот и наш дом! - радостно произнес Леша.

Они остановились перед дверью, возле которой была укреплена мемориальная доска «Здесь жил Пушкин». Галя вдруг спросила:

- Скажи, Лешик, а ты мог бы, если бы тебя оскорбили, драться на дуэли?

- По-моему, дуэль - самый глупый способ выяснять отношения, - с улыбкой глядя на нее, ответил он. - Преждевременная смерть Пушкина - лучшее тому подтверждение.

- Я не про то, не про то, Лешик. Мог или не мог? - она смотрела ему прямо в глаза.

- Галка, не задавай глупых вопросов!

- Почему ты сердишься? Ведь так просто ответить: мог или не мог?

Он так и не ответил. Она обиделась, смолчала. И хотя уже на другой день они об этом разговоре словно забыли и все было как раньше, Галю втайне угнетало неясное подозрение, что Леша все-таки не совсем такой, каким она видела его в своем воображении.

В то роковое воскресенье, когда по радио объявили о начавшейся войне, первым позвонил Леша.

- Ты слушаешь радио? - спросил он.

- Да, - ответила Галя и замолчала. Она ничего не могла сказать: за несколько минут до Лешиного звонка отец ушел из дому, ушел на войну. Он поцеловал ее и сказал: «Ты, Галчонок, сама знаешь, что тебе делать. Только раньше съезди к маме на дачу и скажи ей, чтобы она ехала к Вере в Омск. Одной ей в Москве будет тяжело». И ушел. У подъезда уже нетерпеливо сигналила присланная за ним машина.

- Галя, ты меня слышишь? - тревожно спросил Леша.

- Да-

- Что ты собираешься делать?

- Ты же знаешь, что я буду делать. Но сейчас я должна ехать к маме на дачу.

На дачу в Малаховку они поехали вместе. Всю дорогу больше молчали - о чем ни заговорят, все Гале кажется, что сейчас говорить об этом неуместно. С удивлением и невольным страхом смотрели они, как мгновенно изменился облик их родного города и его людей.

Мама уже уехала в Москву - они разминулись. Когда возвращались обратно, Галя спросила просто и даже небрежно:

- Когда ты пойдешь в военкомат?

- Завтра. Сегодня же воскресенье.

Весь понедельник Галя провела в беготне по городу: она оформлялась радисткой в авиацию. Во вторник она несколько раз звонила Леше, но никто к телефону не подходил. В среду не выдержала и пошла к нему домой. В дверях квартиры столкнулась с его отчимом.