Парень медленно вынул руку и сделал шаг назад. Савушкин смотрел на него спокойно и дружелюбно, а паренек с испугом в чуть сдвинутых косинкой глазах.
- Да не бойся, не бойся. Скажи-ка лучше, вон в той деревне немцы есть? - спросил Савушкин.
- Нет, - тихо ответил паренек и, спохватившись, поправился: - А может, и есть, не знаю.
- Сам откуда?
- Тутошний, - паренек неопределенно повел головой в сторону.
- Ну вот, а я нетутошний, пробираюсь домой в Минск, боюсь, как бы немцы не задержали.
- Давеча на дороге не ты на мотоцикле ехал? - спросил паренек.
- Нет. Я тоже видел его. - А откуда идешь?
- Бежал я с земляных работ у немцев.
- А-а… Это не вас давеча в Смоленск гнали?
- Нет. Нас еще в апреле мобилизовали.
Они присели рядом на мшистых купинках и понемногу разговорились.
- Весь народ с места посгоняли, всю жизнь покалечили, - серьезно, как взрослый, сказал паренек. - Никто теперь не знает, где его дом.
- Ты учился?
- А как же, семь классов кончил. В этом году собирался в техникум, ждал, когда брательник из армии вернется, да не дождался.
- Кем же ты хотел стать?
- Фельдшером.
- А кем стал теперь?
Паренек исподлобья посмотрел на Савушкина:
- Никем. Ловчу, как бы прожить, и все тут.
- Врешь.
- Ей-богу, правду говорю!
- Врешь, - рассмеялся Савушкин.
- Не, не вру, - упрямо сказал паренек, а сам улыбнулся.
- Эх ты, конспиратор! Как звать-то?
- Алексей.
Савушкин спросил, как ему поближе выйти на Оршу; Алексей начал объяснять, вдруг умолк на полуслове и стал смотреть в сторону деревни.
- Что ты там разглядел? - спросил Савушкин.
- Тихо! - приказал паренек, продолжая смотреть в сторону деревни. - Так и есть, полицай на велосипеде катит. Ну бывай здоров, мне надо тикать.
Паренек вскочил и, пригнувшись, побежал по кустам в лес.
Да, это ехал Никанор Решетов, направляясь на свидание с Савушкиным.
Велосипедист приближался. Савушкин уже видел точно, что это Решетов, видел болтавшийся у него на груди автомат. «Как же теперь быть? Парень ведь где-то поблизости…»
Савушкин встал, выбежал на дорогу и зашагал навстречу велосипедисту. Было видно, что Решетов его заметил. Он перестал крутить педали и медленно ехал, смотря по сторонам.
Они сошлись возле мостика. Решетов соскочил с велосипеда.
- Что случилось?
- Ничего страшного… - Савушкин рассказал о пареньке.
Решетов усмехнулся в желтые, прокуренные усы:
- Не косит он малость?
- Косит.
- Значит, Лешка Мухин - партизанский разведчик. Этот босяк мне стоит нервов. Он уже не раз предлагал командиру отряда ликвидировать меня. Тот запрещает, а почему - объяснить не может. - Решетов посмотрел в сторону леса. - Вот черт окаянный, ведь он где-нибудь тут прячется. Что же делать? - Он подумал и сказал: - Придется сделать так: я тебя задержал и веду к деревне Зыково, вон туда, а по дороге поговорим. Пошли.
Савушкин сходил за донесением и передал его Решетову. Разговаривать им, собственно, было не о чем, они могли уже и расстаться, но Савушкин видел, что Решетов чем-то удручен.
- Пройдемся все же, - сказал Решетов. - На случай, если Лешка за нами наблюдает.
И они пошли прямо через поле, удаляясь от леса. Савушкин шел на шаг впереди, как полагалось идти человеку, которого ведет полицай.
- Ты мою довоенную историю с лесником знаешь? - спросил Решетов.
- Знаю.
- А теперь так закрутилась у меня с ним веревочка, что не знаю, как ее и раскрутить. Свела нас судьба опять. Он, значит, полицай и подо мной ходит. Я думал, раз он был при советской власти такой законник, что за дохлую березку упек меня в тюрьму, значит, душа у него советская. А оказался сволочь из сволочей. Рвется, как волк, людей наших губить. Что ни день, приходит ко мне с доносом. Ведь он, гад, многое знает про всех в этой округе. Старается, понимаешь, и при этом все напоминает мне про березу и свое старание объясняет так, будто он хочет мне услужить и получить от меня прощение. В общем, по всем статьям надо его казнить к чертовой бабушке, а как это сделать, ума не приложу.
- Пристрелить с глазу на глаз, и делу конец, - сказал Савушкин.
- Командир отряда тоже такого мнения, но я против. Получается, вроде я отомщу ему, что он советские законы сохранял.
Савушкин удивленно взглянул на Решетова и сказал:
- Так пусть его казнят партизаны.
- Они месяц уже как охотятся на него, так он от них, как солнце от луны, ховается. Ну никак они его защучить не могут. В том-то и дело. Я думал, что ты его приголубишь, гада, а я тебе его, куда надо, приведу.
- Мне нельзя, - сказал Савушкин. - Мне начисто запрещено лезть в такие дела, а то я бы с удовольствием.
Некоторое время они шли молча.
- Ладно, давай расходиться… - вдруг сказал Решетов, остановившись. Он тяжело вздохнул. - Придется мне казнить его самому. Против души пойти. Другого способа, видно, не сыщешь. Ты свидетель, что мести за березу я не хотел, не думал даже. Ладно, так тому и быть. Ну всего!
Было уже темно, когда Савушкин на мотоцикле возвращался обратно. Всю дорогу он не мог отделаться от мыслей о своем связном. Золотой, честный человек! И как свято такие люди берегут свою чистоту в том аду, где им приходится теперь жить!…
Глава 36