САТУРН ПОЧТИ НЕ ВИДЕН

- Они ее окружают, - сказал мужчина и начал хохотать.

Конечно, случись эта ситуация, скажем, в сорок втором году, ничего бы похожего в этой хате не произошло, начало разговора было бы совсем другим и обеим сторонам было бы, как говорится, не до смеха. Но сейчас все было по-другому, потому что и хозяева хаты, и пришельцы знали главное - что фашистов у них за спиной нет. Это заставляло Рудина верить, что допрашивающие его люди действительно партизаны. А те в свою очередь обращались с ним и Щукиным без особой опаски - мы все тут свои и уж как-нибудь разберемся, что к чему и кто к кому.

- Ну ладно, - перестав смеяться, сказал мужчина, смотря на Рудина веселыми глазами, - вот вы с севера окружите, значит, Советскую Армию и что же вы ей скажете, если нам не доверяете?

Рудин, не отвечая, смотрел прямо в глаза мужчине, пока в них не погасли веселые искорки.

- Если говорить всерьез, - сказал Рудин, - мы не можем открыть, кто мы такие. Не имеем права. А просить вас мы можем только об одном: доставьте нас как можно скорее в ближайшую нашу воинскую часть. Каждый день промедления может дорого стоить. За эти свои слова я отвечаю.

Мужчина молча и серьезно посмотрел на Рудина, потом сказал:

- Я - командир партизанского отряда «За революцию» Тихон Ходорков. А он, - кивок на хозяина хаты, - мой зам, Федор Мохов.

Тихон Ходорков! Откуда-то Рудину эта фамилия была известна. Он напряг свою память, и она его, как всегда, не подвела: Тихон Ходорков был прославленным подрывником в том партизанском отряде, куда его забрасывал «Сатурн» в первую военную зиму.

- Я вас знаю, - сказал Рудин. - Вы были подрывником в отряде Боковикова. В конце ноября сорок первого года я почти две недели пробыл в вашем отряде. Однажды вы при мне докладывали командиру о взрыве железнодорожного моста с помощью детских саночек с взрывчаткой.

- Смотри, Федя, что помнит, - оглянулся на хозяина хаты Ходорков. Он задумался. - Ну что с вами делать?…

- Нельзя ли как-нибудь связаться с товарищем Алексеем? - спросил Рудин.

- Попробуй поймай его сейчас… - рассеянно ответил Ходорков, уже не удивляясь тому, что Рудин знает секретаря подпольного обкома партии. - Вот что, вы напишите сообщение, кому надо, а я сгоняю паренька в штаб партизанской бригады, это недалеко, а там уже давно есть радиосвязь с армией…

Глава 58

В связи с приближением фронта Будницкий получил приказ вывести свой отряд из города и подключиться к партизанской бригаде, которая действовала на одной из магистралей, где отступали немецкие войска.

Ночью Будницкий пришел в подземелье больничного морга. Когда он снял кепку, Марков увидел, что у него волосы точно мукой присыпаны.

- Зашел попрощаться, - тихо сказал Будницкий, вертя в руках кепку.

Они долго молчали. Будницкий сидел, навалившись грудью на стол, и так внимательно рассматривал свои тяжелые рабочие руки, будто ничего интереснее никогда не видел.

- Всех своих отправили? - спросил наконец Марков, хотя все было ясно.

Будницкий поднял на Маркова тяжелый взгляд.

- Кроме погибших.

- А сам?

- Да вот сейчас… - ответил он и вдруг без всякой связи с предыдущим, очевидно, отвечая своим мыслям, возбужденно сказал: - Страшное занятие - война! Не сказать, товарищ подполковник, какое страшное!

- Напугала вас? - грустно улыбнулся Марков.

- Напугала, товарищ подполковник, - ответил Будницкий, серьезно глядя на Маркова своими светлыми печальными глазами. - Только вы не думайте - не смертью она меня напугала. Погибнуть в бою - славная смерть. Я это и бойцам все время внушал, и себе как закон ставил. Война страшна своей слепотой. Сколько в ней гибнет людей вслепую, они даже не понимают, за что! Одно дело Клава моя - она все понимала. Я прямо глазами вижу, как она погибала. В замедлителе на кончике стержня застыла капелька смазки, а она этого не знает. Видит только, что стерженек не проворачивает механизм. А времени в обрез. И она взорвала напрямую, вместе с собой. И она знала, на что шла и за что. В бою умерла. И я знаю, любил я человека верного…

Марков, глядя на бледное, взволнованное лицо Будницкого, и сам начал волноваться.

- А эти гады пришли из Европы, - продолжал Будницкий. - Хватают на улице старуху и тут же ставят ее к стене. Европа? Поджигают дома и, когда люди выбегают из огня, они косят их из автоматов. Европа? А вы слышали, как они убили моего Леньку Болотникова?

- Слышал только, что он погиб.

- Парень этот сто раз смерти в зрачки глядел и не дрогнул. Это, между прочим, его сестре домик принадлежал, где вы базировались. Так вот, Ленька в тот свой последний день взял сестриного мальчонку трехлетнего, племяшка своего, значит, и пошел с ним погулять на кладбище. А там два эсэсовских офицера водку распивали. Это мы уж потом по всяким следам установили, что там было. Мы выстрелы услышали, побежали, да уж поздно было. Пристрелили они и Леню, и маленького. Пьяные гады! Ну мы, конечно, их прикончили, да что от того… Ну как же можно честно воевать против такой сволочи? Скажите мне, товарищ подполковник!