Сатурналии

Иоанн Солсберийский (XII в.) приписывает Флавиану авторство утраченного трактата De vestigiis et dogmatibus philosophorum[54]; кроме того, сохранившаяся фраза «historicus disertissimus»[55] свидетельствует о литературных занятиях Флавиана (ему принадлежали Анналы, использованные Аммианом Марцеллином).

Макробий говорит о Флавиане как о человеке хорошо образованном, обладающем приятным нравом; основательном в жизни (I, 5, 13). Он упомянут как друг Евстахия (I, 6, 4). При обсуждении текстов Вергилия Флавиан обещает рассказать о знании поэтом законов авгуров (I, 24, 17), но его вклад в эту беседу (вероятно, составлявший утраченную часть третьей книги) не сохранился. Среди других его речений – опровержения ряда утверждений собеседников относительно свойств вина (VII, 6)[56].

* * *

Претекстат, Флавиан и Квинт Аврелий Симмах – главные действующие лица Сатурналий. Все они – видные римские государственные деятели, лидеры, возглавлявшие борьбу партии язычников в сенате против христиан. Остальные участники – знатные аристократы, принадлежавшие к образованнейшим людям своего времени.

Сервий

Сервий (Рим, ок. 400 г.), грамматист и комментатор Вергилия[57], представлен Макробием как молодой человек, «удивительной учености и вместе с тем приятный в [своей] скромности, с направленным в землю взором и как бы стремящийся быть незамеченным», который лишь недавно присоединился к учителям-грамматистам (I, 2, 15; I, 4, 4[58]). Макробий повсеместно отмечает его образованность (I, 23, 20[59]; I, 24, 8; VI, 7, 2; VI, 9, 3[60]; VII, 11, 1[61]), застенчивость и сдержанность (е. g. II, 2, 12[62]; VII, 11, 1[63]); его знание Вергилия (VI, 6, 1). Для Макробия было естественным «заставить» Сервия обсуждать различные латинские слова, именования (напр., «Сатурналии») и лингвистические формы (I, 4), давать разъяснения по поводу использования Вергилием определенных фраз и грамматических конструкций (VI, 7, 9), перечислять виды плодов в заключительных главах третьей книги. Макробий не зависит от Сервия в своей критике Вергилия, скорее оба автора (и Макробий, и Сервий) выстраивают свои рассуждения, основываясь на текстах ранних комментаторов и критиков[64].

Дисарий

Дисарий – грек по происхождению (VII, 5, 2; VII, 5, 4), врач и натурфилософ[65]. Вероятно, именно он упомянут в Письмах (III, 37; IX, 43; IX, 44) Симмаха[66].

У Макробия о нем (как и о Евсевии) сказано, что он человек преклонного возраста (VII, 10, 1)[67], лучший из врачей в Риме (I, 7, I)[68], «безмерно приятный и весьма ученый» (VII, 7, 13), ему присуще красноречие (VII, 8, 7). Претекстат же, к которому Дисарий неожиданно пришел вместе с Евангелом и Гором, намеревается обратить досуг в полезное занятие (I, 7, 1)[69] и поговорить о различных науках (Ibid.; I, 7, 7–8). Дисарий вступает в беседу в последний день праздника, когда обсуждаются медицинские темы (VII, 4, 1–3). Эта дискуссия, во время которой другие участники праздничного пира обращаются к нему с различными вопросами, составляет большую часть седьмой книги. Будучи приверженцем врача Эрасистрата (304–250 гг. до н. э.), Дисарий резко критикует попытки вторжения философии в область медицины (VII, 15, 1)[70], благодаря чему вызывает возражения Евстахия (VII, 15, 14)[71].

Гор

Гор – ученый, философ-киник. Скорее всего, именно он упомянут в Письме (II, 39) Симмаха[72]. У Макробия Гор – египтянин (как показывает его имя), «уроженец [берегов] Нила» (I, 15, 4; I, 16, 37; VII, 13, 9). После весьма успешной карьеры профессионального кулачного борца он (как и Клеанф) обратился к философии (I, 7, 3)[73], и преуспевание в этих занятиях позволило ему получить статус «мужа основательного и выдающегося» (I, 16, 38), придерживающегося аскетизма киников (VII, 13, 17). В первой книге Сатурналий он отвечает на вопросы о почитании бога Сатурна (I, 7, 14) и о происхождении римского календаря (I, 15, 1). В утраченном заключении третьей книги он, вероятно, критиковал роскошь времен республики (III, 13, 16). В седьмой книге Гор делает важное замечание о практике кремирования, вышедшей из употребления (VII, 7, 5).

Евстафий

Евстафий – грек из Каппадокии, философ-платоник[74]. У Макробия он – друг и современник Флавиана (I, 6, 4)[75], «учёнейший муж» (II, 2, 6) и знаток философии (I, 5, 13[76]; VII, 1, 8[77]).