Сатурналии

как утверждает веронский стихотворец, нам не следует ни отвергать удовольствия, как врага, подобно стоикам, ни полагать в удовольствии высшее благо, подобно эпикурейцам, давайте придумаем увеселение, лишенное игривости, и, если я не ошибаюсь, я нашел [его в том], чтобы мы по очереди передавали друг другу шутки стародавних и знатных мужей, выбранные из многих книг. (9) Пусть эта литературная забава и умная шутка будет у нас вместо колючего песка и босого плясуна, произносящего бесстыдные и неприличные слова, принимающие личину стыдливости и скромности. (10) И это занятие казалось древним достойным и заботы, и увлечения. И я тут же перво - наперво обращаю [ваше] внимание на двух [людей]: сочинителя комедий Плавта и витию Туллия, о которых, красноречивейших, старина поведала, что они оба превосходили прочих [людей] еще и в приятности шуток. (11) Притом Плавт был [настолько] знаменит в этом деле, что после его смерти по обилию шуток признавали, что комедии, [создатель] которых был не известен, все же принадлежат Плавту.

(12) А кто не знает, насколько силен был в этом деле Цицерон? Он даже озаботился прочесть книги своего вольноотпущенника, которые тот составил о шутках патрона. [Впрочем], кое - кто думает, что они принадлежат [ему] самому. Кто также не знает, что его, консуляра, неприятели зовут развязным шутом? Ватиний даже поместил это в своей речи. (13) И если бы [это] не было долгим, я сообщил бы [вам], в каких тяжбах он одерживал победу благодаря шуткам, хотя защищал весьма виновных ответчиков, вот, [например], Луция Флакка, ответчика за получение незаконных денег, он избавил от очевиднейших обвинений благодаря удачной шутке. Эта шутка не вставлена в [записанную] речь ["За Луция Флакка"]. Она известна мне из книги Фурия Бибакула и упоминается среди его прочего острословия.

(14) А это словечко ["острословие"] я употребил не случайно, [но] сделал [это] намеренно. Ведь шутки в этом роде наши предки называли острословием. Свидетель [этого] - все тот же Цицерон, который так рассуждает во второй книге писем к Корнелию Непоту: "Итак, хотя все, что мы сказали бы, [это] были бы высказывания, наши [предки] предпочитали, чтобы то, что мы высказали бы забавно, и кратко, и остро, называлось особенным именем "острословие". {4} Это [говорит] Цицерон. А Новий и Помпоний нередко именуют шутки краснобайством.

{4 См.: Чернявский М. Н. Теория смешного в трактате Цицерона «Об ораторе» // Цицерон : сб. ст. М, 1959. С. 142; passim — другие ссылки на Макробия.}

(15) Также имел обыкновение метко пошутить известный Марк Катон Цензор. Пример этих [острословов] оградил бы нас от неприязни, даже если бы мы поддразнивали наших [современников], но так как мы передаем остроты в отношении давних [людей], нас в любом случае защищает сама внушительность виновников [шутки]. Итак, если вы одобряете [мою] находку, давайте поочередно рассказывать [друг другу], побуждая нашу память, [то], что кому-нибудь придет на ум из таких острот".

(16) Всем понравилось придуманное нехмельное увеселение. И они настояли, чтобы Претекстат, начиная согласно [своему] положению, подал [в этом] пример. (2 , 1) Тогда он [начал так]: "Я хочу передать остроту врага, впрочем, [врага], [давно] побежденного, воспоминание о котором вызывает ликование [у] римлян. Весьма забавно пошутил Ганнибал Карфагенский, бежавший к царю Антиоху.

(2) Эта шутка была такого вот рода. Антиох показывал на поле огромные полки, которые он подготовил, намереваясь вести войну с римским народом, и выстраивал пехоту, расцвеченную серебряными и золотыми значками. Он выводил также [боевые] колесницы с серпами, и [боевых] слонов с башенками, и конницу, сверкающую удилами и чепраками, ожерельями и бляхами. И царь, исполненный тщеславия от созерцания столь великого и столь украшенного войска, смотрит на Ганнибала и говорит: "Считаешь ли ты, что всего этого достаточно для римлян?" (3) Тогда пуниец, обыгрывая слабость и робость его великолепно вооруженных воинов, отвечает: "Я думаю, что римлянам этого вполне достаточно, даже если они самые алчные [люди]". [И] впрямь ничто не может быть сказано [в данном случае] ни столь изящно, ни столь язвительно. [Ведь] царь спросил о численности своего войска по сравнению [с римлянами], [а] Ганнибал оценил воинов как [будущую] добычу [римлян]".

(4) Флавиан добавил: "У древних было священнодействие, которое звалось придорожным. В том [священнодействии] был обычай: если что-нибудь из кушаний оставалось, уничтожать [это] огнем. Отсюда у Катона есть шутка. Так вот, о некоем Альбидии, который проел свое добро и совсем недавно потерял в пожаре построенный у дороги дом, который у него [еще] оставался, он сказал: "Что съесть он не смог, то сжег"". {5}

{5 В оригинале что-то вроде аллитерации (или консонанса): quod comesse (съесть)... id combussisse (сжечь). Реминисценцию этой остроты см.: Русский литературный анекдот конца XVIII — начала XIX века. М., 2003. С. 28-29.}