Save Man

Сергей вышел из палаты и набрал Сидорова.

– Вов, я понял. Они не жадные, это отвлекающий маневр. Они знали, что нам понадобится бросить все силы на спасение их клиентов, и за ними никто не увяжется, ну или хватка ослабнет.

– Есть логика, – согласился капитан. Я свяжусь с аэропортами и вокзалами, разошлю ориентировки. Спасибо, Серега. Есть еще новости? Как парень?

– Пока спит. В себя приходил, бредил, я так ничего и не понял, – сказал Воронов, – я с ним до утра останусь, а вы наготове будьте. Если завтра тот самый день, парень ночью может это почувствовать. Я дам знать.

– Хорошо. Отбой.

Сергей положил трубку и вернулся в палату. Какой бы ни оказалась следующая ночь, с Щеглова он теперь глаз не сведет.

Данила стоял на краю недостроенного моста через озеро, крупные капли дождя били его по лицу. Насквозь мокрая футболка липла к телу, сковывая дыхание. Ему было очень холодно, крупная дрожь то и дело пробегала по всему телу. Они смотрели друг на друга, не шевелясь. Он ‒ на мосту, она ‒ на другом берегу. Их ничего не связывало. У них не было единого прошлого, а в настоящем их разделяла целая пропасть. И Данила понял, что эта пропасть между ними не позволит свершиться их совместному будущему. Он протянул свою руку к ней. Она стояла недвижима, невозмутима, недосягаема. Её лицо не выражало никаких эмоций. Она постояла с минуту, затем развернулась и пошла прочь, постепенно исчезая за пеленой дождя, а Данила так и остался стоять на краю моста, протягивая к ней руку. Слезы на его лице, смешиваясь с каплями дождя, горькой правдой жгли его сердце. Он пытался кричать, но не смог извлечь из себя ни единого звука. И чем сильнее он кричал, тем слабее становился. Немой крик так и остался неуслышанным. Она ушла.

Кто-то тряс его. Причём, судя по болезненным ощущениям, тряс уже давно, буквально вырывая его из цепких лап кошмарного сна. Данила проснулся и обнаружил себя в палате, над ним склонился Воронов. Крайне озабоченное, если не сказать испуганное лицо Сергея дало понять Даниле, что разбудить он его пытается уже достаточно долго. Как и во сне, Данила был весь мокрый, правда, наяву это был его собственный пот. Глаза горели от продолжительного плача. Данила попытался приподняться в постели. Сердце выдавало трель, а виски пульсировали с такой силой, что, казалось, голова вот-вот разорвется на части. Данила посмотрел на Воронова и, сам того не ожидая, расплакался. Он не мог сдержать подкатывающие волны рыданий, грозящих перерасти в истерику. Он понял, что сегодня это произойдет снова. Причем так плохо ему еще никогда не было. Воронов смотрел на него, и в его глазах Данила прочел всё, что тот хотел ему сказать.

– Их будет много? – слезы перестали душить Данилу так же резко, как и подступили.

Воронов утвердительно мотнул головой.

– Пятеро. Но на этот раз ты не один, парень.

– Нам надо спешить, – отрезал Данила и встал. Никогда прежде он не испытывал столь сильной решимости действовать. Паника отступила, и он понял, что на этот раз ему верят. Что теперь все будет по-другому.

Воронов помог ему одеться, и они быстро покинули отделение. «Под мою ответственность», – громко крикнул он вставшему было на их пути дежурному доктору и отодвинул его в сторону, словно мешавшую мебель. До метро они ехали не больше десяти минут и, когда подъехали, часы показывали начало шестого утра. По пути Воронов отзвонился капитану и объявил полную боевую готовность. Сидоров пообещал перехватить их на кольцевой.

Спускаясь в подземку, Данила ощущал небывалый прилив сил. Его внутренняя решимость и присутствие Воронова рядом вселяли необъяснимую уверенность в полном успехе. Данила не чувствовал ни усталости, ни боли. Он сконцентрировался на своих ощущениях и, чем ближе они подъезжали к кольцевой линии, тем яснее становилось осознание важности его миссии. Впервые в жизни он понял, насколько важно было его присутствие в этом мире. Короткая пробежка на пересадку, и они уже мчались в полупустом вагоне по кольцу. Внимательно вглядываясь в черноту тоннеля, Данила давал четкие указания Воронову о том, как именно должны были действовать люди Сидорова. Важно было не трогать объект до самого последнего момента. Только когда тот решался на последний шаг, его стремление уйти из жизни полностью пропадало. Данила не знал, как именно это работает. Возможно, лишь в последний роковой момент в сознании самоубийц обрывалась та связующая нить между жизнью и стремлением к смерти, лишь на пике сильнейшего эмоционального стресса они могли выключить этот страшный механизм саморазрушения.