— Они получили десять лет без права переписки. Наверное, расстреляны. Надо было зарабатывать деньги на жизнь. Я знал, что в школе не хватает учителей, особенно по физике. Подготовился как надо, сам, по институтскому учебнику. И меня взяли преподавателем в школу. А с мечтой стать кинооператором пришлось расстаться. Попробовал снять документальный фильм. Делал это после уроков. В кабинете физики. Но фильм никого не заинтересовал. И вполне резонно. Что я мог снять в школьном кабинете. Элементарные вещи… К тому же киноначальство тогда интересовали фильмы о нашей победной войне, о борьбе с разрухой. Участвовал в двух шахматных турнирах, но неудачно. Шесть лет не садился за шахматную доску. Так и доработал физиком до пенсии. Слава богу, дали доработать без диплома. Сейчас думаю, что сломался совершенно зря. Надо было вторично поступать на операторский факультет. Как-нибудь выжил бы. А ты… В тебе я почувствовал незаурядность и специально поставил на госэкзамене тройку. Свою обиду выместил на тебе, чувствовал, что ты пробьешься в жизни и, в отличие от меня, несправедливость только подхлестывает тебя к еще большей работе. И честно скажу, рад, что не обманулся в своих ожиданиях. Теперь с гордостью рассказываю жене, что ты учился у меня.
Из магазина вышла пожилая кассирша, и Александр Юльевич, попрощавшись с Савелием, поспешил к женщине и взял ее под руку. Савелий грустно посмотрел вослед учителю и подумал о том, что немало людей не достигли в жизни того, чего могли. Один из преподавателей театрального института рассказывал студентам о судьбе сына народного артиста СССР Бориса Борисова. По радио до сих пор иногда передавали в его исполнении песенки на слова Беранже. Сын Борисова, Юрик, был удивительно способным юношей. И отлично читал рассказы Зощенко, и пел, и танцевал. «Кстати, — заметил преподаватель, — в Америке даже в драматический театр не возьмут артиста, если он не может бить элементарную чечетку». — «А в кино снимут?» — спросил Савелий. «Думаю, что вряд ли, — ответил преподаватель. — Тело у артиста должно быть гибким, своеобразно разработанным, ему не должно составить труда легко передвигаться по сцене, наклониться, чтобы поднять какую-нибудь вещь или нести на руках партнершу не напрягаясь, легко, как пушинку. И, между прочим, зрители чувствуют состояние артиста — спортивен он или отяжелел от физического бездействия». Затем преподаватель дорассказал студентам о судьбе сына Бориса Борисова. Юрик был призван в армию и попал во время отступления своей части под огонь заградительного отряда. Матери пришла похоронка, а по дому поползли слухи, что сын ее погиб как дезертир. Мать не верила в это, но злые языки подорвали ее здоровье, и она вскоре умерла. А искусство потеряло талантливейшего артиста. Очень жаль…
Через многие годы Савелий познакомился в телестудии с блестящим артистом театра, кино и эстрады Сергеем Мартинсоном, ставшим легендой еще при жизни. Его бенефис снимали на телевидении вслед за Крамаровым. «Надо спешить, пока старик еще отлично двигается», — сказал Савелию и мне редактор Борис Пургалин. А для Савелия актерское мастерство Сергея Мартинсона казалось недосягаемым. На сцене Мартинсон умел все: блестяще сыграть и комическую, и трагическую роль, а танцевал своеобразно и легко, даже в пожилом возрасте. Значительно позже он признается: «В Театре киноактера числится триста артистов, но стоило уйти из театра Людмиле Гурченко, как сняли спектакль «Целуй меня, Кет». Сняли потому, что не нашлось мне партнерши, не нашлось актрисы, которая могла бы профессионально танцевать. Это — нонсенс!»