Савелий Мительман

После института Мительман получил направление в Дом Моды к Вячеславу Зайцеву. Казалось бы, чего уж лучше? Но творческая натура никогда не успокаивается. Ей всегда чего-то не хватает. В шестидесятые годы Савелий увлекается чеканкой. Это было время, когда после долгих лет нужды и аскезы российская интеллигенция приобщалась к нормальной жизни. В моду вошли горные лыжи, альпинизм, байдарки, турпоходы и, соответсвенно, путешествия на Кавказ, Алтай, в Среднюю Азию, Прибалтику. Для многих Прибалтика стала маленькой Европой. Туда ездили посмотреть готическую архитектуру, послушать орган в Домском Соборе или в соборе Нигулисте, посидеть в "Мюндебаре", почувствовать себя свободными, раскрепощенными, цивильными. Савелий полюбил Таллинн, часто туда ездил. Тем более что эстонское прикладное искусство – кожа, ткани, металл – вызывало чисто профессиональный интерес. В те же годы москвичи познакомились с работами армянских и грузинских чеканщиков. Это было необычно, эффектно и очень мужественно. Металл - мужской материал, и это как нельзя более соответствовало натуре Савелия. В конце 60-х он много работает с металлом, занимается чеканкой по латуни. У него прекрасное чувство формы. И не стань он художником, из него получился бы замечательный скульптор. Какое-то время он даже серьезно мечтал о занятии скульптурой. Однако, создав несколько работ в технике чеканки, Савелий почувствовал, что в них нет чего-то самого главного. Есть объем, форма, но нет необходимой яркости образа. Нет цвета. "Автопортрет" 1969 года, выполненный чеканкой по латуни, дает полное представление о мастерстве художника и о том, как он себя воспринимал. Гордый, почти римский профиль, твердый взгляд, уверенная посадка головы. О самоощущении художника говорит также одна из первых живописных работ "За стеклом". Он изобразил себя сидящим под стеклянным колпаком, отгороженным от внешнего мира. У него внутри светло, там книги, кисти для работы, а вокруг бушует некая непонятная чертовщина - корчатся уродливые монстры, извиваются чудовища, валяются сброшенные на землю "розовые очки". Для самого Савелия розовые очки давно были сброшены. Привычка размышлять стала его второй натурой. В 1971 году он пишет картину "Пастырь". Не понять смысл аллегории, не узнать в чабане "кремлевского горца" просто невозможно. В картине все предельно ясно, какие-либо разночтения исключаются: под однообразные звуки заезженной шарманки пастырь ведет послушное стадо овец в пропасть. Чтобы так откровенно высказаться в эпоху утвердившего политического застоя, требовалась невероятная смелость. А Савелий Мительман такой безоглядной смелостью обладал. Это было время, когда подымала голову ностальгия по диктатуре, ходили разговоры о реабилитации Сталина. Когда был сослан в Норинскую Бродский, происходил процесс над Даниэлем и Синявским, был разгромлен журнал «Новый мир» и снят Твардовский. Когда готовили высылку из страны Солженицына, Ростроповича, Довлатова. На кухнях московская интеллигенция делились услышанными друг от друга новостями, пытаясь сквозь глушилки разобрать подробности по Голосу Америки или БиБиСи.

Мы с тобой на кухне посидим,
Сладко пахнет белый керосин…

- провидчески писал Осип Мандельштам в 1931 году. И эта привычка поверять все самое сокровенное на кухнях закрепилась на многие годы.