Савмак. Пенталогия (СИ)

  - Раз уж не судьба тебе стать царицей сираков, хочешь не хочешь, а придётся выбрать в мужья кого-нибудь из сыновей наших вождей. Не забывай, дочь, что в начале будущей весны тебе будет уже девятнадцать. Все твои подруги-ровесницы давно замужем... Так что мне ответить вождю Анахиту? Пойдёшь за его сына?

  - Нет, мама, не пойду!

  - Опять "нет"!.. Чего же ты хочешь? Остаться старой девой, как какая-нибудь нищая безродная калека?! Так вот что, моя милая. Ни я, ни твой брат Гатал не позволим тебе и дальше позорить царскую семью. Ежели ты к концу зимы не выберешь себе жениха по нраву - весной выйдешь за того, кого выберу тебе я. Ты поняла?

  - Да, матушка, поняла.

  - Ну так ступай и подумай хорошенько. Молодой Тешуб тебя любит и, думаю, будет тебе хорошим мужем.

  Аттала выбежала из дворца обратно во двор темнее тучи и поймала на себе, быстрый, сверкнувший, как нож, и тотчас отведённый в сторону взгляд Скилура, вываживавшего по двору её заморенного бегом по снежной целине любимого солового мерина. Она и прежде то и дело чувствовала на себе жгучие взгляды своего красивого скифского раба, да и подруги не раз говорили ей с завистливыми смешками, что, когда она не видит, её приручённый царевич не сводит с неё влюблённых глаз. Аттала, смеясь, отвечала, что они ошибаются: скиф глядит на неё не как влюблённый, а как голодный волк на жирную овцу. Только он хорошо знает, что она не овца, а львица, и потому никогда не посмеет напасть.

  Задержавшись под примыкающим к дворцовому фасаду навесом, Аттала с минуту наблюдала за Скилуром внимательным оценивающим взглядом, каким ещё ни разу его не удостаивала с памятного дня его неудавшейся казни. Чувствуя на себе острый взгляд молодой хозяйки, словно заподозрившей его в каком-то проступке, юноша так и не осмелился ещё раз бросить взгляд в её сторону, сосредоточив всё внимание на её разгорячённом коне. Так что же всё-таки он таит в своём взгляде - ненависть или... любовь?

  Наконец Аттала, натянув поглубже на голову и уши пушистую белую заячью шапку, решительно направилась к своему коню. Ласково потрепав потянувшегося к ней мерина по тёплой морде, она велела Скилуру передать коня другому слуге, а самому идти за ней.

  Выйдя за высокую дворцовую ограду (внутри крепости она ходила без телохранителей), царевна, не оглядываясь на шедшего в нескольких шагах позади Скилура, направилась к ближайшей угловой башне. Быстро взбежав по крутым деревянным ступеням на самый верх, она прислонилась животом к каменному ограждению, устремив затуманенный взгляд куда-то в открывшуюся между зубцами неоглядную даль. Бесшумно поднявшийся следом Скилур замер в двух шагах за её правым плечом.

  Круглая, сложенная из жёлтых известняковых глыб башня в три человеческих роста высотой, стояла на краю высоченного утёса. К ней почти под прямым углом сходились две более низкие стены, тянувшиеся к другим угловым башням по верху отвесного известнякового мыса, острым клыком вонзившегося с севера в Меотиду.

  Над Кремнами в этот день разгулялось зимнее ненастье. Холодный ветер гнал с востока над самым морем тёмно-сизые тучи, из которых на усеянное пенными валами море и стылую мёртвую землю сыпали заряды мокрого лапчатого снега. Но ни Аттала, ни Скилур, казалось, не замечали ни бившего в лицо ледяного ветра, ни залеплявших глаза огромных пушистых снежинок. На стенах и башнях крепости не было видно ни одного стража - роксоланы не опасались здесь в эту ненастную пору никакого врага. Впервые гордая дочь Медосакка и её скифский раб оказались наедине вдалеке от всех.

  - В детстве я часто сидела здесь между зубцами, свесив вниз ноги, и часами глядела на море, - чуть слышно призналась Аттала, по-прежнему не сводя задумчивого взгляда с атакующих берег свинцовых валов, и опять надолго замолчала.

  - А ведь это ты убил сиракского царевича, - вдруг сказала она, стоя, как и прежде, спиной к Скилуру.

  - Да, я... Ты угадала, - признался Скилур после минутного молчания.

  - Зачем? Хотел сделать мне больно?

  - Я не хотел, чтоб ты стала женой этого сирака.

  И вновь между ними повисло тягостное молчание под неумолчный гул доносившегося снизу прибоя. Оба продолжали стоять, не шевелясь, в прежних позах: Аттала, щуря от ветра и снега глаза, сумрачно вглядывалась в невидимый горизонт, где море и небо слились в одну неразличимую мутно-серую пелену, а Скилур прикипел взглядом к её толстой медной косе, ниспадавшей из-под ушастой меховой шапки вдоль короткого коричневого, отороченного по краям рыжим лисьим мехом тулупа по середине спины до самых ягодиц. Наконец Аттала поинтересовалась:

  - Как же тебе удалось справиться сразу с тремя?