Савва Мамонтов

Артисты не только наслаждались природой, учили новые партии, но и зарабатывали деньги. В этом же письме Клавдия Спиридоновна сообщает: «Шаляпин имел такой успех, что просто стон стоял в Сокольниках. Сейчас приняла кассу от Литвинова, на долю каждого пришлось по 150 рублей, все же лучше прежних двух разов».

Но нам особенно важно письмо из Путятина от 20 июня: «Таня мне говорила, что она уже писала Вам о Борисе Годунове, что он очень хорош в исполнении Шаляпина. Один раз только разбирали, а впечатление громадное. Не вздумаете ли поставить, пока у нас служит Шаляпин?»

Уже через несколько дней Клавдия Спиридоновна сообщает в Париж: «Телеграмму Вашу о Борисе Годунове получили. Секар едет в Путятино на эту неделю, чтобы совместно с Шаляпиным учить Самозванца. 1-го же июля он уезжает заграницу… Таня даже купается в пруду». В этих трех строках вместилось множество информации. Мы видим, как мгновенна реакция Саввы Ивановича на предложение поставить «Бориса Годунова». Репетиции начались тотчас. Все дела — в сторону. И опять спешка: основную работу по разучиванию заглавных партий нужно сделать в неделю… А Таня — близкий, дорогой человек, о котором Савве Ивановичу приятно знать даже малости.

Мемуаристы — большие любители перетянуть одеяло на себя. Так, Коровин умудрился вспомнить, что на венчании Шаляпина это он держал корону над головой Федора Ивановича. А что «вспомнил» Шаляпин о Рахманинове в двух книгах? Как ездили к Льву Толстому и как Сережа волновался: «Руки у меня совсем ледяные». Единственная живая картина. Сказано, правда: «замечательный пианист», «несмотря на сухой, хмурый вид» — «человек детской доброты», «любитель смеха».

А между тем Рахманинов — это высшее музыкальное образование Шаляпина, консерватория, преподанная за одно лето. Сергей Васильевич в Путятине разобрал с Шаляпиным клавиры «Юдифи», «Моцарта и Сальери», «Бориса Годунова». И главное, привил Шаляпину взгляд на оперу как на единое музыкально-симфоническое произведение. С той поры Федор Иванович никогда уже не учил партий, он выучивал всю оперу. Вот он откуда, знаменитый шаляпинской вкус. Артист нутром понял, как оно мелко, актерское трюкачество, придумывание поз, деталей. Все это необходимо для роли, но исходить надо из музыкального образа всего произведения. Броская деталь может быть неприемлемой, если «не вытекает из музыкального содержания».

Рахманинов утвердил в Шаляпине веру в главенствующее значение ритма, первые уроки ритмики артист получил от Направника, но какова подлинная цена этим урокам, он узнал от Рахманинова. Эмоциональное, философское значение музыкальных интервалов — пропасти и полеты молчания — стали для Шаляпина величием его художественного мастерства, тайной его искусства.

Шаляпин был великим учеником.

Из Путятина он ездил в деревню к историку Василию Осиповичу Ключевскому поучиться древностям российским. Ученый встретил Шаляпина ласково:

— Слушал и видел вашего Грозного. Согласен. Кое-что мне, грешному, открылось, чего не знал.

Василий Осипович говорил, чуть посмеиваясь, смотрел из-под очков, не пронзая взглядами, не умничая, но с такой искренностью, с такой доверчивой глубиной, что у Федора Ивановича дух перехватывало. Брякнул, краснея за невежество свое:

— Вот за Бориса Годунова взялся. Помогите. С Грозным было проще.

— Грозный — проще, — согласился Василий Осипович. — Пойдемте-ка под сень дерев. Там и подумаем вместе.

Сосновый бор стоял на песке. На песке сосны хорошо растут. Песчаная, но твердая дорожка вывела на поляну. Белую, слепящую.

— Ромашки, — ласково улыбнулся Василий Осипович. — А Годунов — зеркало. Он ведь слуга. Слуга! Царем, даже сидя на троне, только притворяется. Слуга привычен отражать образ Хозяина. Вот уж и сам стал Хозяином, а все равно отражает. Иное дело Шуйский…

Василий Осипович повел головою, переменил взгляд, и Федор Иванович увидел Шуйского… А Василий Осипович очки пальчиком подсунул вверх и засеменил тропинкою в бор, звал за собою взглядами, словно клад собирался показать.

— У Пушкина в «Годунове» Варлаам — ключевая фигура, — сказал нежданно и засмеялся. — «Ключевая»… Ключевский… Варлаам у Пушкина — это народ наш русский. Варлаам пьет, но он — большой умница. Историю творят самозванцы. Годунов ведь тоже самозванец, а терпеть Варлааму. Ему надо исхитриться в очередной раз пережить Годунова, как пережил Грозного, пережить Самозванца, как пережил Годунова… До истины дотянуть, до истинного, до справедливого царя, до счастья России…

День с Ключевским — все историческое образование Шаляпина. Но кто живет и мыслит образами, за день может получить не меньше, чем за пять лет слушания лекций.

Образ сродни шаровой молнии. Шарик невелик, а энергия в нем чудовищная. Энергия и тайна.

«Моцарта и Сальери» Федор Иванович репетировал со Шкафером. Образ Сальери не сложен для исполнения, но громадность этой сколь зловещей, столь и человечной фигуры зависит от степени таланта исполнителя.

Сальери весь в первых же строках драмы: