Савва Мамонтов

Подвергся обыску и сам Савва Иванович. У него изъяли револьвер — заряженный! — кредитный билет в сто марок, сорок рублей по курсу сентября 1899 года и записку: «Тянуть далее незачем…»

— Я налагаю арест на весь домашний архив и на всю переписку, — объявил следователь.

Бумаги тотчас начали сваливать в мешки.

— Позвольте, господа! — взорвался Савва Иванович. — Вы хозяйничаете в моем доме хуже грабителей. Большинство писем — от известных всему миру художников, от артистов. Зачем вы забираете это?

— Для производства судебного расследования.

— Господин чиновник, я протестую. О ваших действиях я немедленно сообщу прокурору.

— Сколько угодно, господин Мамонтов. Но сообщите вы свою жалобу не господину прокурору, а тюремному надзирателю. Ввиду того, что вы собирались сбежать от правосудия, я вынужден избрать для вас мерою пресечения арест, содержание под крепкой стражей, в тюрьме. Господа полицейские, доставьте обвиняемого в «Каменщики», на Таганку.

— Но это же произвол! Выдумка! Откуда вы взяли, что я собираюсь бежать?

— Не хитрите, господин Мамонтов. Мы поспели вовремя. Вот билет Варшавско-Венской дороги, вот иностранный паспорт, иностранные деньги и, главное, экипаж у крыльца. А это? — Следователь, тонко улыбаясь, показал на револьвер и записку.

— Не сходится. Со ста марками в бега не ударяются… И зачем бежать, если человек зарядил оружие.

— Вот-вот! Охладитесь, подумайте хорошенько. Тюрьма пойдет вам на пользу, господин Мамонтов. — И приказал полицейским: — Уведите злостного растратчика!

Почему-то у полиции не нашлось для коммерции советника, кавалера ордена Святого Владимира даже худого тарантаса, вели пешком, через всю Москву…

Ночь 11 сентября 1899 года Савва Иванович Мамонтов провел в одиночной камере знаменитых «Каменщиков».

4

В архиве Мамонтова сохранился черновик прошения к судебному следователю по особо важным делам от 15 сентября 1899 года. Прошение написано от имени сына. Всеволод Саввич его автор. Сергей Саввич жил в Италии и не успел приехать, хотя о случившемся уже знал.

По всей видимости, адвоката форма письма не удовлетворила, он посоветовал подать прошение не от имени сына, оставшегося на свободе, а от имени арестованного. Читаем: «Господин следователь, Вами признана, по роду преступления, в котором обвиняется мой отец, применимая мера, указанная в 6 п. 416 ст. У.У.С. с заменой ея залогом в размере 763 000 рублей». Слова «обвиняется мой отец» зачеркнуты, и вписано слово «обвиняюсь».

Приведем документ полностью, он свидетельствует прежде всего о том, что Мамонтовы, отец и сын, сознавали свою виновность перед законом и ходатайствовали о перемене меры пресечения на более гуманную не гордыни ради и не помышляя уйти от ответственности, от суда, замять дело — Савва Иванович действительно был очень нездоров.

«Я надеюсь, что близкие (отцу) мне люди в течение нескольких дней найдут эту сумму, — писал далее автор прошения. — Но есть причины, которые дают мне основания просить Вас, господин следователь, о замене до залога принятой меры переходом к мере по 5 п. 416 статьи. Основания эти следующие. (Отец) Я дал себе слово и сдержу его — ни единым словом не затемнять истины, не умалять вины (своей) моей и долгом своим счесть не переносить на чужую голову (своих) моих незаконных поступков. Отсюда свобода (отца) моя не страшна для следствия, (он) я не буду злоупотреблять ею в целях извращения процесса… (Отцу гибельно) Мне невыносимо преждевременное тюремное заключение по состоянию (его) моего здоровья: мое сердце (его) и припадки грудных болезней требуют постоянной заботы и присутствия около (него) меня преданной (ему) мне личности».

Только через неделю, 22 сентября, следователь соизволил наложить резолюцию на прошении: «Замены содержания под стражей в тюрьме домашним арестом допущено быть не может».

Елизавета Григорьевна, жившая в Абрамцеве, узнав о несчастье, кинулась к родственникам. Сапожниковы, Мамонтовы, Морозовы — Сергей Тимофеевич, Савва Тимофеевич, начали хлопоты, стали собирать деньги на залог.

Но кому-то Мамонтов нужен был в тюрьме. В одиночке держали. Величину залога с 763 тысяч подняли до пяти миллионов. Таких денег, свободных, не нашлось ни у родственников, ни у компаньонов, ни у друзей.

Но ведь и в тюрьме живут.