Савва Мамонтов

Савва Иванович Мамонтов, наверное, так же, как Аполлон Николаевич Майков, был пленен широтою взглядов министра, свободой в слове, в прямоте оценок, в необычайной для государственного человека смелости. В спокойной смелости, когда язвы государства обнажаются с откровенностью, никак не ожидаемой. Каждому ясно, так может говорить врач, у которого есть рецепт лечения. В таких руках даже скальпель не страшен. Если — такой-то человек! — взял в руки скальпель, значит, знает, что надо отрезать.

В том и подлость. Всей учености — широкий лоб да пронзительный взгляд. Рука такого режет и впрямь уверенно, не дрогнув. Не потому, что умелая, а потому, что не от себя отрезает, потому, что не дорого чужое благополучие или даже сама жизнь. Это как у шпионов. В своей стране шпион всего лишь капитан, в чужой — глава торговой фирмы, пароходства, концерна; он покупает и продает, ворочает капиталами так, что у компаньонов поджилки трясутся, но — победа за победой. А победителей, особенно отважных, кто же осмелится судить.

Для Витте Россия — родина, но всю свою деловую молодость он жил среди «победителей», среди «отважных». Он не только усвоил стиль подобного отношения к делу. Он врос в эту жизнь, стал частью ее. Принять умом все это бывает легко — кажется игрой. Позже обнаруживается изумляющая выгода такой жизни. Игра становится захватывающей. Совесть хоть и трепещет крылышками, хоть и приходится в молодости эти крылышки подстригать, но со временем отмирает совершенно. О совести ли думать, когда сделана ставка именно на тебя и когда тебя выталкивают на самую макушку пирамиды. Где там сомневаться в правильности выбора. Успевай служить, а служа, купаться в славе, в богатстве… Не дорожить всем этим невозможно.

Однако ж сколько веревочке ни виться… В 1904 году министр внутренних дел, шеф жандармов Вячеслав Константинович Плеве положил на стол Николаю II письма, сообщавшие о причастности Витте к заговору «жидо-масонов».

Резолюция государя безнадежно усталая: «Тяжело разочаровываться в своих министрах». И пальцем не пошевелил.

А Плеве через месяц-другой был убит террористом эсером Е. С. Сазоновым.

Обвинение Витте в заговоре жидо-масонов — отнюдь не черносотенский поклеп на мудрого государственного деятеля.

Вот свидетельства человека весьма осведомленного — Алексея Александровича Лопухина. Во время суда над Мамонтовым Лопухин был товарищем прокурора Москвы, а с 1902 года директором департамента полиции. Но это не полицейское суконное рыло. Лопухин — аристократ, двоюродный брат князя Сергея Трубецкого. Он нарисовал такой портрет Витте: «Большой ум, крайнее невежество, беспринципность и карьеризм… Отсутствие элементарной научной подготовки и нравственных устоев было причиной того, что будучи государственным деятелем, он (Витте. — В. Б.) не был человеком государственным». Но этот портрет неполный. Витте — политик эры черного преображения, первая ласточка, точнее, одна из первых, «нового мышления».

Ошибается тот, кто видит в мудром Витте порядочного человека, для которого трусливый антисемитизм Николая II невыносим.

Будучи премьером правительства, диктатором, Сергей Юлиевич даже не подумал наказать за погром гомельских евреев жандармского ротмистра графа Подгоригани. Ему не дороги были ни честь русского дворянина, ни гражданская совесть, ни, тем более, слезы ни в чем не повинных еврейских семейств. Интересы Сергея Юлиевича узки, как лезвие бритвы.

Еврейский вопрос ему стал интересен, когда пришлось просить у еврейских французских банков заём. Вот какие два вопроса поставил Витте в 1906 году перед тайной полицией, а стало быть, перед Лопухиным: Первое. Какие льготы в правовом положении евреев необходимо провести немедленно, чтобы привлечь к русскому займу еврейские банковские круги за границей? Второе. Как внести успокоение в революционно настроенные еврейские массы в России? С какими центральными еврейскими организациями надлежит войти в сношения?

Лопухин пишет в воспоминаниях: «Я сказал, что такая организация — Всемирный кагал — существует только в области антисемитских легенд… Еврейское Колонизационное Общество (ЕКО) слабое и существует на пожертвования барона Гирша».

Документы, подтверждающие близость Витте к масонам, если и существуют, то навряд ли когда-либо увидят свет. Вопросы Лопухину свидетельствуют как раз о невинности диктатора, о полной некомпетентности в вопросах международного сионизма. Но политик чаще всего спрашивает не для того, чтобы обогатить себя знаниями, а выяснить, до каких глубин докопалась другая сторона, будь то друг, враг, общественность, полиция. А факты таковы.

Берлинский банкир Мендельсон присылал к Витте своих нарочных. Тут любовь была взаимная, прочнее самой смерти, уж очень на больших деньгах стояла. Мендельсон заплатил долги мадам Витте, проигравшей в Биаррице, в казино, миллионы. Подобную услугу надо отрабатывать. Вот и горбилась Россия-матушка на Мендельсона и на Ротшильда, сама о том не ведая.