Читаем Савва Морозов полностью

С детства полюбив книги, актриса не расставалась с ними всю жизнь, используя их при подготовке ролей. Н. И. Комаровская, описывая квартиру Желябужских, отмечала: «Жила она в прекрасной квартире. Много комнат, множество прислуги. Но от парадного убранства комнат веяло холодом. И каким же контрастом являлся маленький кабинет Марии Федоровны, с большим письменным столом и обилием книг на столах, на полках, в шкафах. Книги были самые разнообразные: художественная литература на разных языках, масса книг по вопросам искусства и большая полка книг по философии: Кант, Маркс, Гегель… «Бери книги, какие тебе нужны для работы, — разрешила мне Мария Федоровна, — моя библиотека в твоем распоряжении».[508]

Андреева была очень трудолюбива, требовательна к себе и, в значительной мере, к окружающим. Это особенно проявлялось в ее работе над образами. Н. И. Комаровская, которая на протяжении двух лет тесно общалась с Марией Федоровной, да и потом не порвала с ней отношений, писала в воспоминаниях: «К своему искусству Мария Федоровна относилась требовательно и сурово. Часто она говорила, что не нашла себя на сцене. Возможно, что в исполняемых ею ролях она не находила полного удовлетворения, но всегда вызывала сочувствие к судьбе своих героинь».

Трудолюбие и добросовестное отношение к служебным обязанностям признавали за Андреевой и руководители театра. Так, когда режиссер А. А. Санин устроил Марии Федоровне скандал, незаслуженно выгнав ее с репетиции «Снегурочки» (1900), не кто иной, как Немирович-Данченко заступился за Андрееву и просил вернуть ее на сцену. Владимир Иванович писал: «В М. Ф. Андреевой мы имеем артистку, не только талантливую и с честью несущую первый репертуар, но и безупречно добросовестную ко всему, что только поручалось ей Дирекцией за время существования нашего театра. Так же, как и другие артисты, она никогда не ставила препятствий к достижению намеченных нами задач, так же, как и другие, никогда не отказывалась ни от какой, хотя бы совершенно демократической работы, какая ей поручалась. Достаточно, если я напомню Вам, что в течение целого сезона она без малейшего противоречия участвовала в «Чайке», исполняя обязанность закулисной певицы, обязанность, от которой во всяком другом театре отказалась бы артистка, занимающая амплуа… Ее добросовестность равна добросовестности наших других артистов и стоит на высоте достоинства нашего театра».[509] В этом письме Владимир Иванович прямо называет Андрееву «талантливой и добросовестной артисткой».

М. Ф. Андреева обладала стальной, поистине непреклонной волей. Если у нее что-то было на уме, она доводила задуманное до конца невзирая ни на какие преграды. Доказательством этого служила вся ее нелегкая жизнь. Характеризуя С. Т. Морозова, Андреева отмечала: он «легко поддавался влиянию людей, награжденных большой волей». Между строк нетрудно прочесть: одним из людей, этой самой большой волей награжденных, являлась сама Мария Федоровна. Современники говорили о ней как о человеке смелом, наделенном кипучей энергией и мужской хваткой.

По словам Станиславского, главной чертой характера Андреевой являлась экспансивность, то есть «преувеличенное отношение ко всем случаям и явлениям жизни». Это подтверждают слова приемного сына актрисы А. Л. Желябужского, подчеркивавшего ее «беспокойную, мятущуюся натуру, живой, деятельный темперамент».[510] Мария Федоровна обладала неудержимой, подчас взрывной эмоциональностью. Вкупе с присущей актрисе язвительностью это качество становилось причиной ее конфликтов с окружающими. Станиславский в письме Немировичу-Данченко в августе 1897 года сообщал: М. Л. Роксанова «…высказывала мне, между прочим, свои опасения о том положении, которое она займет в Обществе в качестве платной артистки. Я понял, что она более всего боится Желябужской, о характере которой, вероятно, она что-нибудь слышала».[511] Константин Сергеевич описывал, как он в 1890-х годах боролся с честолюбивыми устремлениями Марии Федоровны. И судя по всему; его усилия принесли плоды — в 1904/05 году, когда Мария Федоровна играла в рижской труппе, ее коллега по сцене, актер В. И. Лихачев отмечал, что она стала «…для нас, артистов, ярким примером. Мы учились у нее той правде на сцене, которой она владела в совершенстве. У нее мы учились скромности, учились не выдвигать себя «на первый план», какое бы положение мы ни занимали в театре».[512] То же качество выделял в Андреевой революционер-подпольщик П. С. Заславский: «Она была очень скромным человеком».

Иными словами, в характере Марии Федоровны, безусловно, присутствовали хорошие качества. Однако наиболее яркими были качества негативные.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

100 великих казаков
100 великих казаков

Книга военного историка и писателя А. В. Шишова повествует о жизни и деяниях ста великих казаков, наиболее выдающихся представителей казачества за всю историю нашего Отечества — от легендарного Ильи Муромца до писателя Михаила Шолохова. Казачество — уникальное военно-служилое сословие, внёсшее огромный вклад в становление Московской Руси и Российской империи. Это сообщество вольных людей, создававшееся столетиями, выдвинуло из своей среды прославленных землепроходцев и военачальников, бунтарей и иерархов православной церкви, исследователей и писателей. Впечатляет даже перечень казачьих войск и формирований: донское и запорожское, яицкое (уральское) и терское, украинское реестровое и кавказское линейное, волжское и астраханское, черноморское и бугское, оренбургское и кубанское, сибирское и якутское, забайкальское и амурское, семиреченское и уссурийское…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
10 гениев бизнеса
10 гениев бизнеса

Люди, о которых вы прочтете в этой книге, по-разному относились к своему богатству. Одни считали приумножение своих активов чрезвычайно важным, другие, наоборот, рассматривали свои, да и чужие деньги лишь как средство для достижения иных целей. Но общим для них является то, что их имена в той или иной степени становились знаковыми. Так, например, имена Альфреда Нобеля и Павла Третьякова – это символы культурных достижений человечества (Нобелевская премия и Третьяковская галерея). Конрад Хилтон и Генри Форд дали свои имена знаменитым торговым маркам – отельной и автомобильной. Биографии именно таких людей-символов, с их особым отношением к деньгам, власти, прибыли и вообще отношением к жизни мы и постарались включить в эту книгу.

А. Ходоренко

Карьера, кадры / Биографии и Мемуары / О бизнесе популярно / Документальное / Финансы и бизнес
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное