Савва Сторожевский

Ты уже решила, куда нам поехать? На Волгу или в Соловки? Думай, дуся... В Звенигороде в самом деле хорошо, я работал там в больнице когда-то. Непременно поедем, супружница моя хорошая».

«26 апреля 1901 г. Ялта.

Ужасно почему-то боюсь венчания и поздравлений, и шампанского, которое нужно держать в руке и при этом неопределённо улыбаться. Из церкви укатить бы не домой, а прямо в Звенигород. Или повенчаться в Звенигороде...»

Желание венчаться в городе своей творческой и врачебной юности, в городе своей энергии, своего здоровья, своих мечтаний и будущих надежд, то есть совершить самое главное на тот момент событие в своей жизни именно здесь — может ли это желание говорить о чём-либо?

Конечно — да!

Между тем впервые Чехов попал в Звенигород ещё до врачебной практики, в 1883 году. И весьма своеобразным способом. Вместе с друзьями он прошёл пеший путь, который выбирали обычно пилигримы и паломники ещё со времён царя Алексея Михайловича — от Воскресенска до Звенигорода. То есть — от Новоиерусалимского монастыря до Саввино-Сторожевской обители.

И разве это не послужило ему через год поводом для выбора места своей службы в качестве доктора?

Или вот ещё.

Жизнь и врачебная деятельность в Звенигороде навевали разные мысли, которые позднее отражались в некоторых его ранних миниатюрах. В рассказе «Темнота», навеянном «звенигородскими» ощущениями, герой-мужичок в трудной ситуации просит другого персонажа — больничного доктора: «Рассуди по-божецки!» Но доктор живёт в реальном, вполне прагматичном мире, а потому и отвечает: «Уж тут не может ничего поделать ни губернатор, ни даже министр, а не то что становой».

Мужичок уходит от доктора и вдруг встречает на дороге странного старика. «Было тихо, только какой-то старик в бабьей кацавейке и в громадном картузе шёл впереди...» Поведав ему свою проблему, мужик услышал в ответ: «Оно, конечно, доктор этих делов не знает. Он хоть и барин, но обучен лечить всякими средствиями, а чтоб совет настоящий тебе дать... — он этого не может».

Звенигород, венчание, доктор, старец на дороге...

И это тоже — Чехов.

В последний раз он приехал сюда за год до кончины, в 1903-м.

Знаменитый и много знающий. Смертельно и безнадёжно больной.

О чём думалось ему тогда?

Нам не известно...

Детство Максимилиана Волошина

Никто не может определить за другого человека — как складывается и откуда у него берётся талант или умение создавать художественные ценности. Творческая мастерская любого художника — кладовая тайн и неожиданностей. Иногда только сам мастер способен оценить или почувствовать истоки своего вдохновения, а затем передать их, пусть даже в нескольких словах.

Часто, по прошествии времени, как говорят — на закате жизни — в своих дневниках или воспоминаниях некоторые творческие люди примечают места или события, которые в значительной степени повлияли на их духовное становление, интеллектуальное созревание, выявление особенных дарований.

Для Максимилиана Волошина, судя по его записям, в детстве немалое значение имел небольшой период жизни его семьи в Подмосковье. Вот как он отметил это в краткой «Автобиографии».

«С 5 лет — самостоятельное чтение книг в пределах материнской библиотеки. Уже с этой поры постоянными спутниками становятся: Пушкин, Лермонтов и Некрасов, Гоголь и Достоевский, и немногим позже — Байрон и Эдгар По. Обстановка: Звенигородский уезд от Воробьёвых гор и Кунцева до Голицына и Саввинского монастыря. Начало учения: кроме обычных грамматик, заучиванье латинских стихов, лекции по истории религии, сочинения на сложные не по возрасту литературные темы...»

Юный читатель — будущий поэт и художник — запомнил некоего студента, который влиял тогда на него «культурной подготовкой». Студента никто уже не вспомнит, а багаж, им заложенный, получился знатным. Среди «культурных» ориентиров — обитель старца Саввы.

Уже потом будет встреча с реальным старцем — отцом Алексеем, изменившим его жизнь. А в Коктебеле прошедший через интеллектуальное отрицание веры крымский отшельник Волошин как-то напишет:

Я сам избрал пустынный сей затвор
Землёю добровольного изгнанья,
Чтоб в годы лжи, падений и разрух
В уединенье выплавить свой дух
И выстрадать великое познанье.

А затем не Саввина ли обитель, в честь Рождества Богородицы основанная, называемая «Домом Пречистыя на Сторожах», так впечатлившая поэта в детстве, навеяла ему следующие строки: