Савва Сторожевский

В этот день царь много и дружески беседовал с нашим учителем, причём обнаружил подробное знакомство с его делами о причинах его отъезда из своего Престола и стремлении к нему, царю, вследствие большой нужды — как будто царь был свидетелем его обстоятельств с начала до конца. Всего больше удивили нас следующие его слова: «Я знаю, что главной причиной твоего отъезда из Престола были зло и огорчения, причинённые твоей святости злополучным митрополитом Миры, в воздаяние за твои благодеяния ему». Наш владыка Патриарх был очень изумлён этими словами, и мы потом подумали про себя: «Кто сообщил и сообщает царю об этих делах?» Но от царей не может скрыться никакая тайна...

От начала трапезы до конца царь не переставал беседовать с нашим владыкой. Под конец, жалуясь ему на смерть монахов этого монастыря во время моровой язвы, он сказал: «Дьявол позавидовал мне; по моим великим грехам умерли монахи моего монастыря, ибо раньше их было более трёхсот, а теперь осталось только сто семьдесят». Посмотри, брат, на этого царя и на эти слова: он горевал о смерти монахов и об их малочисленности! Какая благословенная душа! Какая чистая отрасль! Царь, столь высоко стоящий, оплакивал смерть монахов! Поистине, его ум и помыслы погружены в созерцание и пребывают в небесных, а не в земных делах. Какое счастье и какая радость нам, что мы видели и слышали эти чудесные, удивительные вещи, о коих потом будем рассказывать!

Затем стол убрали, и наш учитель опять поднял Панагию. Певчие пропели многолетие, и царь, по обыкновению, стал раздавать кубки с напитками всем присутствующим за здоровье Московского Патриарха (Никона), причём стоял на своём месте, а стольники подносили ему кубки. Все, получившие их, кланялись царю сначала и потом. Певчие пропели многолетие своему Патриарху. Наш учитель возгласил пожелание всех благ царю; ему пропели многолетие, и наш учитель первым выпил здравицу за царя из особого кубка и передал его царю. Стольники начали подносить нашему учителю кубки с мёдом, и он раздавал их всем присутствующим...

Когда наш учитель окончил раздачу кубков, пропели многолетие царю и потом нашему владыке, по приказанию царя. Царь начал тогда раздавать заздравный кубки за нашего учителя всем присутствующим, к большому удовольствию. Он подозвал и меня, чтобы дать мне выпить; по обычаю, я сделал ему земной поклон и, приняв чашу из его рук, причём поцеловал у него правую руку, вернулся на своё место, идя задом, и выпил вино, после чего вторично поклонился ему; он опять подозвал меня и много говорил со мной через переводчика. За это время я успел выучить по-русски ектению, то есть «миром Господу помолимся» до конца, «рцем вси» и пр. Не знаю, кто сообщил ему об этом, но он мне сказал: «Прошу тебя прочесть завтра для меня ектению и Евангелие по-русски», — ибо я уже начал читать русские книги. Я, тая в своём соку от смущения и великого почтения пред царём, обливался потом (обильным), как море, и мог ответить ему только: «Приказание царя будет исполнено».

Когда царь кончил раздачу кубков, пропели многолетие ему и Патриарху Антиохии и всего Востока. Также пропели многолетие и пили за здравие царицы, её сына и всего царского дома, причём один раз наш учитель, пока не кончили, причём они, по обыкновению, стояли на ногах. В заключение наш владыка прочёл «Достойно есть» и благословил царя, который, взяв его под руку, вышел с ним из трапезной и послал всех своих вельмож проводить его до келлий.

Вечером зазвонили в колокола, мы отстояли с царём малое повечерие и вышли. В десятом часу ночи ударили ко всенощному бдению. Мы вошли в церковь. Пришёл царь, приложился к иконам и подошёл к нашему учителю, который его встретил и благословил, после чего царь стал близ места, где рака святого; он не имел для себя сиденья, а только под ноги ему положили род подушки из соболей, по царскому обычаю. Он приказал разостлать ковёр подле себя, и наш учитель стал с ним рядом, близ дверей церкви; я же стал по левую сторону от него сзади, а наши товарищи, по своим степеням, стали слева от церковных дверей. Начали пение вечернего псалма и прочих молитв неспешно и протяжно. После входа и прохождения архимандрита с прочими иереями и диаконами и после «Спаси, Господи, люди Твоя» наш учитель прочёл положенную молитву. Затем кончили службу, и чтец начал первое чтение из жития святого, сказав по обычном начале: «благослофи оче» («благослови, отче». — К. К.), как обыкновенно говорят настоятелю. В это время царь сидел на кресле, а наш учитель на другом...