Савва Сторожевский

Вершина духовной славы: скитский молчальник. 1406—1407 Гипотеза 8

Муж, не испытанный искушениями, не искусен.

Варсонофий Великий

Маркелл Безбородый повествует напоследок, когда мы достигли конца времён: «Себе же устроил маленькую келийцу, решив её удобной для возделывания добродетели, и к страданиям большим, и к подвигам постным приступая, и теплейшим рачителем безмолвия показавшись... Блаженный же Савва несколько лет пробыл на месте том и достиг глубокой старости, никогда не изменяя своего уставного правила. Лишь в отношении к миру и живущим в нём он изменился, упражняясь не в мирском и суетном. Не об излишней пище заботясь, не в мягких одеждах красуясь, не телесного ища покоя, но тесный и трудный путь предпочитая, а не лёгкий, и нищету больше богатства возлюбил, и бесславие больше мирской славы, и терпение страдания больше бесполезных радостей».

Последний год с небольшим жизни преподобного старца можно с уверенностью назвать временем его настоящего духовного величия. В этот момент он становится одним из самых главных церковных авторитетов, старейшим и наиболее почитаемым из духовных старцев, покровителем быстро крепнущей и развивающейся Звенигородской цивилизации, являвшейся частью московской культурно-исторической среды. Центр торговой и духовной жизни перемещается в Звенигород, культурно-исторические ориентиры раннемосковского эстетического сознания бесспорно находят своё рождение и воплощение на этой земле. В центре всех этих традиций и тенденций конечно же стоял старец Савва — вдохновитель и источник идей, духовный наставник и прозорливец, сумевший видеть намного вперёд время и тенденции возможного развития Русского государства.

Странно, что исследователи мало обращали внимания на то, какое положение на Руси сложилось в 1406—1407 годах, в первый год так называемого «церковного безначалия», в промежуток после кончины митрополита Киприана и перед кончиной преподобного Саввы Сторожевского. Эти на первый взгляд не связанные события очень многое говорят для биографа Звенигородского старца. И можно с уверенностью утверждать, что именно это время — триумф духовной жизни старца, самый главный и величественный период его жизненного пути. В эти два последних года Савва Сторожевский становится главным духовным авторитетом и духовным лидером Древней Руси, его имя и личность превращаются в символ церковного оплота и крепости православного русского духа. И пусть мы знаем, что в это время преподобный Савва был уже стар и дряхл, что он обитал в пещере у стен основанного им монастыря на некотором расстоянии от Москвы, а значит, реального влияния на события как будто иметь не мог. Это было так и не совсем так.

Вот откуда идут истоки его известности, массового паломничества в звенигородские края, появления такого глубокого почитания его имени и внимания к нему не только со стороны простого народа, но и в первую очередь со стороны власть имущих, со стороны царствующих домов, среди которых особое место займёт дом Романовых.

Посмотрим на события.

В 1406 году скончался митрополит Киприан. На Московском княжестве не стало главного церковного иерарха, устроителя, иначе говоря — главы Церкви. В такой момент обычно авторитетом пользуются признанные духовные лидеры — подвижники, старцы. Естественно, митрополичья кафедра не могла долго пустовать, в Константинополе на замену Киприану в Москву был быстро направлен митрополит Фотий. Но он был грек по происхождению. Не известно в точности, например, хорошо ли он на момент рукоположения владел русским языком. А главное — Фотий находился в то время в самом Константинополе, и добираться до Москвы ему пришлось почти четыре года, то есть появился он в стольном граде только в 1410 году!

Известно, что безначалие в Церкви на Руси привело к большому ущербу для церковной жизни, ею были утрачены многочисленные земли и другие богатства. Некому их было защитить. Но и это происходило уже после кончины преподобного Саввы, то есть между 1407 и 1410 годами. Пока был жив он и пока была жива его духовная дочь — великая княгиня Евдокия (в монашестве Евфросиния) — вдова Дмитрия Донского — ни о чём подобном и речи не могло быть.