Читаем Савва Сторожевский полностью

Известен факт, что в официальных документах (расписках и пр.) он почему-то не спешил подписываться фамилией Стремоухов. А если и употреблял ее, то в латинском написании. Почему? Скрывал? Не странно ли, что сама фамилия Стремоухов уж больно музыкальная, причем «правильно» музыкальная? Прямоухов, то есть человек с хорошим, правильным слухом. Может быть, сама эта фамилия была, собственно, псевдонимом, старым (до Мезенца) прозвищем, а то и некоей шифровкой на латинице, или вообще — шуткой. То есть ее как таковой и не было. В России его все с детства знали как Мезенца, а потому свою «прошлую» фамилию он в некотором роде скрывал. Возможно даже, что ставил автографы на рукописях по латыни — для будущих «просвещенных» читателей. Это говорит нам о том, что он мог до появления в Московии пройти какую-то школу у ляхов, петь в составе детского хора или даже учиться в латинской школе, а потом с юными казаками-иноземцами переехать с Польской земли. Да и фамилия его — Stremmouchow — видимо, именно так и только так — на латинице — писалась в оригинале. По-другому он ее и не мог представлять, потому в России почти не использовал. Иначе говоря — на бывшей родине он был Александр Стремоухов (вернее Alexander Stremmouchow), а на Руси — старец Мезенец, как его тут с детства и прозывали.

Но если он попал в Москву и Звенигород в малом возрасте, то как же он стал старцем? Сколько ему было лет? Ответ на эти вопросы достаточно прост. Даже если он попал на Русь в 1620—1640-е годы в возрасте 7—15 лет, то по дате кончины (см. ниже) можно судить, что он прожил в общей сложности 45–70 лет. Возраст вполне почтенный. В то время человек, доживший до 50 лет, уже считался настоящим стариком, а свыше этого, да еще в монастыре — старцем.


Вот, собственно, что поведал нам небольшой стих, сочиненный им самим. Добавим вкратце к этим биографическим фактам также несколько более точных сведений, обнаруженных исследователями.

Предположение публикатора «Азбуки» Смоленского, что Мезенец появился на Руси в 1668 году, теперь можно считать устаревшим. По почерку в монастырских рукописях было определено, что он работал и жил в Саввино-Сторожевской обители уже с конца 1640-х годов, работал с монахом Феодосием Пановым над перепиской крюковых нот и правкой их «на речь».

Известна ли дата его кончины? Выскажу одно предположение. Известно, что его труд оплачивался при Печатном дворе до 1670 года. За работу над «Извещением» («Азбукой») он 15 декабря 1670 года был награжден 10 рублями, хотя, как это часто бывает, — оплата задерживалась, и деньги эти он получил только 8 января 1673 года. То есть к этому времени он был еще жив. Правда, в росписях старцев Саввино-Сторожевского монастыря с 1672 года он не упоминается. Нет его имени и в монастырских документах после 1688 года. Однако есть один факт, который может пролить свет на выяснение дат его жизни.

В 1677 году ученик старца Мезенца — Павел Черницын — получил от него в подарок певческую книгу с собственноручным предисловием автора. Однако любимый ученик продал ее на следующий же год! Вряд ли он сделал бы это при жизни учителя, даже при острой нужде. Запись, что книга принадлежала перу Мезенца, наверняка увеличивала ее ценность, а значит, и стоимость, ведь имя старца, как знатока истинного пения, тогда было одним из самых известных на Руси. Ученик, видимо, был в трудном финансовом положении, а потому и решился на продажу. Таким образом, возможно, что год продажи книги и есть год кончины ее автора. То есть — 1678-й.

Есть предположение, что он мог окончить свои дни в другой обители, в одной из тех, куда им были подарены собственные рукописи. Но в некрополях, в частности, того же Саввина монастыря в Звенигороде, его имя не встречается.


Как оценить значение того, что он оставил потомкам в наследство? Думается, что можно просто попробовать еще раз кратко перечислить всё то, что он сделал и написал.

А именно:

Извещение о согласнейших пометах, Азбуку знаменного пения.

Предисловие к ним — первый трактат научного типа о пении.

Стихи, включая автобиографические.

Каллиграфические списки крюковых книг.

Исправления книг, многочисленные.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

История / Философия / Образование и наука / Документальное / Биографии и Мемуары
Отцы-основатели
Отцы-основатели

Третий том приключенческой саги «Прогрессоры». Осень ледникового периода с ее дождями и холодными ветрами предвещает еще более суровую зиму, а племя Огня только-только готовится приступить к строительству основного жилья. Но все с ног на голову переворачивают нежданные гости, объявившиеся прямо на пороге. Сумеют ли вожди племени перевоспитать чужаков, или основанное ими общество падет под натиском мультикультурной какофонии? Но все, что нас не убивает, делает сильнее, вот и племя Огня после каждой стремительной перипетии только увеличивает свои возможности в противостоянии этому жестокому миру…

Айзек Азимов , Александр Борисович Михайловский , Мария Павловна Згурская , Роберт Альберт Блох , Юлия Викторовна Маркова

Фантастика / Биографии и Мемуары / История / Научная Фантастика / Попаданцы / Образование и наука