Сажайте, и вырастет

От страниц ДЕЛА, от аккуратно распечатанных протоколов веяло жалким интеллигентским испугом и интеллигентским же враньем, наивным и нелепым.

Босс Михаил шел здесь в первых рядах. Его допрашивали трижды, и каждый раз он что-то менял, придумывал, изобретал, отказывался от прежних оценок и суждений, лукавил и вообще, с моей точки зрения, сделал абсолютно все для того, чтобы следствие заподозрило его как прямого соучастника хищения казенных миллиардов. Хорошо, что в это же самое время допрашиваемый в соседнем кабинете фигурант Рубанов помалкивал, – иначе босс Михаил не вышел бы, спустя месяц, а до сих пор сидел на казенных нарах.

Свою легенду – «завхоза» – он сразу бездарно провалил. В одном месте Михаил назвал себя «управделами фирмы». Назавтра – обозначил себя как «хозяйственного менеджера». Через неделю, на третьем допросе, заявил: «Я занимался бытовыми вопросами, а также выполнял другие поручения Андрея».

Зачем? – в ужасе думал я, хватаясь за голову. Какие «другие поручения»? Завхоз – и точка! Может быть, босс Михаил в последний момент – уже сидя боком – решил, что ему, молодому мужчине с представительной внешностью, не поверят? Усомнился в своих актерских способностях?

Если у вас в кармане свыше миллиона долларов, если в вашем доме есть прислуга, а за рулем вашей машины – шофер, если вы давно отвыкли думать о мелочах, как-то: вкручивание лампочек, мытье посуды, заправка бензина в бак или бумаги в факсовый аппарат, оплата коммунальных счетов и так далее,– тогда изобразить завхоза в прокурорском кабинете совсем не так легко, как это может показаться на первый взгляд.

Так или иначе, Михаил дал объективно плохие показания. Путаные, бессвязные, изобилующие противоречиями. Наболтал лишнего.

Отдельные пассажи и вовсе привели меня в восторг. «Какое-то время я торговал деталями на радиорынке». Какой рынок? Какие радиодетали? Он что, хотел разжалобить следователя?

«По окончании университета я остался без средств к существованию». Здесь я хохотал в голос. Это надо так сформулировать! Без средств к существованию! Может, и слеза на протокол капнула? Иди работать на стройку, в заводской цех, по контракту – в армию! Там и существуй! Кому ты плачешься о недостатке средств – милицейскому следователю с копеечной зарплатой? Мети улицы! Крути гайки! Рабочие руки нужны везде. Ты, Михаил, крупно ошибся. С твоей, миллионерской, точки зрения, существование возможно при доходе в тысячу или две долларов. А то, что ниже этой суммы – и вовсе не существование даже.

От босса не отставали и другие. Прошедшие как свидетели. Мой собственный помощник Семен утверждал: «Отношения с Андреем были дружеские, с оттенком превосходства с его стороны». Какие оттенки? Ты даешь показания в Генеральной прокуратуре страны! Кому здесь интересны твои оттенки? Генералу Зуеву? Речь идет о тяжком уголовном преступлении! Говори ясно, по существу; о главном. Никто не станет вдумчиво анализировать твои оттенки, разбираться в тонких вибрациях интеллигентской душонки. Я работал на Андрея. И точка. Оттенки превосходства здесь, в кабинетах с самодельными бумажными пепельницами, никого не позабавят, – а вот тебя, дружище, охарактеризуют невыгодным образом.

Другой важный свидетель по моему эпизоду тоже не страдал краткостью. Этот парень – тот самый поставщик чужих паспортов и удостоверений личности, чью фамилию все-таки вытащил из меня хитрый капитан Свинец,– будучи взят, наговорил тридцать с лишним страниц. Целую повесть продиктовал! Рассказал все. Даже кое-что додумал. «Мне кажется» – а дальше шли увесистые абзацы домыслов и предположений.

Но продавцу паспортов этого показалось мало: он изобразил иллюстрации! Он нарисовал схемы городских дворов и укромных проездов, чертежи всех мест, где мы с ним встречались. Рисунки исполнил подробно, с поясняющими надписями, стрелочками и закавыченными названиями основных ориентиров местности. Каждую план-схему венчал рефрен: «нарисовано собственноручно». Подпись, число.

Мне, читающему все эти излияния бывших друзей и партнеров, оставалось только хохотать. Когда-то эти люди, мужественно поджимая губы, хмуря брови, разворачивая плечи и совершая прочие убедительные телесные манипуляции, клялись в своей сугубой преданности, – естественно, не мне лично, но нашей работе, бизнесу, делу, приносящему нам всем большие деньги. Мне давали понять, что конфиденциальность будет сохранена под самыми страшными пытками.

Теперь я читал их показания, переполненные подробностями, упоминаниями об «оттенках», досужими фантазиями.