Сажайте, и вырастет

— Продай, Степан Михалыч! — я вложил в голос всю убедительность, на которую был способен. — Продай диски! Продай песни китов! И тропические дожди! И прибой океана! И сам аппарат! Продай, Степан Михалыч!

Клетчатый посуровел и отмахнулся. Забрав со стола волшебную технику, он поспешно сунул ее обратно в сумку. Туда же последовали и брачные песни, и все остальное.

— Прекрати, это самое, говорить ерунду. Как я тебе его продам? Что ты с ним будешь делать? В камеру — не пронесешь…

— Пронесу! — воскликнул я истово. — Ты только соглашайся, а уж я пронесу, будь уверен! Через три шмона пронесу! У нас все налажено!

— Уплатишь по таксе?

— Может, и по таксе. Это — мое дело. Но пронесу — «по зеленой», отвечаю! Продай, Степан Михалыч!

— Прекрати, — буркнул рязанский человек. — У тебя и денег нет.

— С собой нет, это правда, — согласился я. — Но в следующий раз, когда ты принесешь мне том номер второй, у меня будет вся сумма!

Быстро прикинув в уме, я сообразил, что долларов семьдесят соберу за сутки. По соседям, знакомым и приятелям. И снова атаковал:

— Продай, Степан Михалыч! Продай! Будь человеком! Пойди навстречу! Войди в положение! Со мной сидят сто тридцать человек! Туберкулез, чесотка, вши, менингит, водянка, голод, обмороки! Бомжи, наркоманы, грызня, конфликты! Нервы! Продай, Степан Михалыч! Продай китов и дождик тропиков! Никто не узнает! Пронесу тихо! А в хате вечером сяду, глаза закрою, наушники надену — и отдохну! Успокоюсь! Волю почувствую, жизнь, воздух! Ну? Решайся!

Живописуя, я сам столь зримо представил себе картину прослушивания брачных песен посреди общей камеры Централа, что слезы сами собой навернулись на мои глаза.

— Прекрати, — ответил Хватов. — Не могу. Это исключено.

Терпеливый, я выдержал паузу и зашел с другой стороны.

— Ведь это первый твой аппарат, так?

— И что? Рязанский следователь никак не отреагировал на то, что я обращался к нему на «ты». Возможно, просто не заметил.

— Ты купил его, — вкрадчиво продолжил я, — научился пользоваться, разобрался в кнопках, какое-то время наслаждался, но очень скоро понял, что за те же деньги мог приобрести себе гораздолучшую технику! Я угадал?

Хватов подумал.

— В принципе, да, — ответил он. — А главное, спросить же было не у кого. Вокруг все люди солидные, а плейер — молодежное, это самое, развлечение…

— Сейчас бы ты взял лучшую модель, правда? Такую, где кнопки управления находятся не только на корпусе, но и на шнуре тоже. Так?

Клетчатый опять задумался и тут же признался, что я, это самое, попал в точку. Воодушевленный, я выхватил престижные сигареты (а «Житан» на нашем Централе курят не все, а те, кто курит, делают это не каждый день), возбудил себя дорогостоящим дымом и хладнокровно продолжал:

— Продавай, Степан Михалыч. Решайся. Я дам тебе полную стоимость. Заплачу, как за новый аппарат. А ты купишь себе такой же, только лучше! Ты потратил деньги, но только потом, пользуясь, нажимая кнопочки, ты понял, какие функции и опции для тебя необходимы, а какие — бесполезны! Только в процессе эксплуатации новой для себя техники ты приобрел вкус пользователя. И сейчас ты вполне созрел для того, чтобы обменять предмет — на лучший! Если не на более дорогой, то, во всяком случае, на тот, который соответствует твоим конкретным личным потребностям! Ты выработал культуру потребления! Пора двигаться вперед! К новым рубежам! Продай, Степан Михалыч! Продай мне свой аппарат! Возьми себе лучший! Уважай себя и свои потребности!

— Ты, это самое, прав, — пробормотал Хватов. — Но то, что ты предлагаешь, — исключено. И ты это сам понимаешь. Все. Я вызываю конвой. Будь готов.

Разочарованный, я оттолкнул от себя том номер первый, с сожалением обласкал взглядом торчащие из следователевой сумки провода наушников и в последний раз обреченно, жалобно позвал:

— Продай, Степан Михалыч! Прошу, как земляка! Как неравнодушного человека! Продай, а?

— Аппаратик не продается, — ответил следователь. Помолчал и добавил: — Как и его хозяин.

В дверном проеме появилась фигура контролера.

— Я приду завтра, — предупредил Хватов. — Принесу, это самое, том номер второй. Будь готов.

— Не забудьте диски, — снова перейдя на «вы», попросил я, вставая с неудобного тюремного табурета. — Я буду читать ДЕЛО и слушать шум океанского прибоя. Договорились?

Назавтра клетчатый борец со стрессом принес том номер два, — но не плейер. Очевидно, он всерьез испугался, что вконец одичавший подследственный арестант все-таки его уговорит.

Но вышло так, что чтение ДЕЛА мне доставило несравненно больше эмоций, чем прослушивание шумов тропического ливня.

2

Когда, изучая очередной том, я впервые засмеялся, рязанский следователь посмотрел на меня с подозрением и опаской.

— Что смешного?

— Так, — ответил я. — Кое-что веселит…

— Читаешь свои показания?

— Нет. Над своими показаниями я буду плакать. В июле Хватов снова зачастил ко мне, совсем как осенью прошлого года, в разгар следствия. Приходил по два или даже по три раза в неделю. Приносил один том за другим — а я читал и смеялся.