— Значит, так надо, — терпеливо ответил Хватов. — Ты, я думаю, накуролесил больше, чем на три года. Вел деятельность без лицензии. Отдельная, это самое, статья. До пяти годов, между прочим…
— Да, — согласился я мрачно. — Об этом я не подумал…
— А и не надо. За тебя все, это самое, уже придумано. Пять лет. — Хватов посмотрел на меня. — Что ж ты, это самое, не купил ее, а? С твоими, это самое, деньгами?
— Банковскую лицензию? — удивился я. — А зачем она нужна? Цена ее — десятки тысяч долларов, и год ее надо бегать и выбивать, собирая по кабинетам подписи. Проще и дешевле подделать документы. Сделать вид, что я вообще не банк, а торговец памперсами и сникерсами. Если я буду годами ходить по инстанциям, собирая лицензии и разрешения, я ничего не заработаю…
Рязанский уроженец осуждающе покачал головой.
— Но так тоже нельзя, это самое! Совсем уже ничего государству не платить, все оформляя через подставных людей! Жадность, это самое, фраера губит…
— А, понятно, — улыбнулся я. — Вам обидно, что я вовремя не купил разрешительную бумажку. Цареву грамотку! Не внес долю! Не поделился. Ладно, теперь вы поймали меня за руку, ударили по ней, больно, — это я уважаю. Наверное, так и надо. Может, я и пожадничал. Но что же теперь? Вместо того чтобы получить с меня сполна, вы меня закрываете на замок? Для чего?
Взглядом я выразил свою честность и открытость, сообщил положительную энергетику, попытался послать глазами прямо в лоб своему клетчатому земляку заряд веселой силы и уверенности в собственной правоте.
Нельзя обмануть человека, сидя к нему боком. Позавчера, на первом допросе, мне пришлось тяжело. Но сейчас я обнаружил между стенкой стола и моим, привинченным к полу, табуретом узкую, чуть шире сигаретной пачки, щель и в эту щель просунул свою правую ногу, ниже колена. Благодаря при этом Бога за то, что все мужчины в моем роду — худые, сухощавые, с минимумом твердого мяса на тонких костях. Теперь нижняя часть моего тела располагалась на табурете уже никак не боком, а вполоборота. Оставалось повернуться в поясе еще на пол-оборота вправо, чтобы достичь своей цели: утвердиться фронтом к собеседнику. Так сидит перед объективом телевизионный диктор.
Устроившись как следует, я мог исполнять обман со всеми удобствами: развернуть плечи в позицию «мне нечего скрывать», а также положить на стол ладони — следователь обязательно должен их видеть. Ладонями удобно посылать скрытые сигналы. Для этого нужно держать их на ребре, перпендикулярно поверхности стола, все время разворачивая наружу и продвигая их в сторону собеседника, как бы загребая воздух, как бы толкая большой шар. Пропихивая свой обман в пространство, посылая своим речам, звукам своего голоса дополнительный импульс. При этом я не забывал делать нажим не только руками, но и верхней частью корпуса, — наклоняясь к Хватову, приближая к нему свое лицо.
Изо рта у него не пахло. Это явно говорило о том, что умный дядя никогда не забывает вовремя позавтракать и пообедать. Следовательно, он человек спокойный, во всем знает меру, тяготеет к порядку, и мозг его такой же — действует четко, не отклоняясь в стороны от поставленной основной задачи.
И этот мозг — признался я себе, внутренне поеживаясь, — опасен. Он изобличит меня, отчаянного лгуна, как только я допущу малейшую ошибку.
— Скажите тому, кто решает, — хрипло продолжил я, под напряженным взглядом рыжего адвоката, — что подследственный Рубанов — уже созрел. Хочет чистосердечное признание написать, по факту неуплаты налогов в царев карман. И готов все немедленно выплатить, даже если ему придется стать нищим. Но — только тогда, когда окажется на свободе! Хватов официально кивнул.
— А припутать меня к краже из казны нельзя, — сказал я твердо, в очередной раз загребая ладонями и наклоняясь, просверливая следователя взглядом, слегка улыбаясь, гипнотизируя, внушая, вталкивая в его сознание свои слова. — Я ничего не знал. Меня подставили, и точка!
ДЕЛО, лежащее на столе, выглядело заманчиво.
Я сразу же попытался вспомнить, сколько именно долларов содержала пухлая пачка, оставленная жене. Пожалуй, тысяч десять там будет. Если рыжий адвокат сегодня же встретится с Ирмой, и возьмет у нее деньги, и отдаст их Хватову, то завтра я прочту все, что мне надо. Не предложить ли близорукому рязанскому флегматику этот план прямо сейчас? Простая сделка: сегодня вечером — пять тысяч долларов наличными, завтра днем — пять минут наедине с документами…
Нет, решил я, мне надо выбираться самому, а не тащить из семьи последнее. Босс выйдет через двадцать семь дней — и тогда я не буду испытывать недостатка в долларах.
— Будешь давать показания? — осторожно осведомился Клетчатый.
— Показаний не будет, — сказал я. — Это твердо решено. Трясите тех, кто меня подставил. Министра, аптекаря, кого хотите. А я — пас.
Хватов помедлил.