Сажайте, и вырастет

Очень просто: у Михаила Мороза гораздо больше шансов выскочить из рук правосудия целым и невредимым. У меня — нет.

Я делал всю грязную работу. Все нити ведут ко мне. Так было задумано с самого начала. Шеф и босс — неприкосновенен, ибо он умеет делать деньги и делает их. С головы такого умельца не должен упасть ни один волос. Такая постановка дела — чисто азиатская. Самурайская. Ведь Москва — не европейский город. Это огромное монгольское становище. Где каждый смерд ищет себе хозяина и готов биться за него до смерти.

Как только босса Михаила выпустят, он приготовит деньги — а это займет от силы пару дней, — я потребую встречи с папой Зуевым, и он меня отпустит. Это просто. Генерал, который любит кондиционеры, не может не взять деньги!

Да, меня посадили в тюрьму. Но все так и задумано, такой вариант предусмотрен, он обсуждался, есть договоренность о возможных линиях поведения, о том, кто из нас что будет делать в неприятной ситуации. Оба — я и Михаил — мыслили просто и по-деловому: есть лавочка, она приносит большую прибыль, она сделала нас богачами. Это наша священная корова. Наша курица, несущая золотые яички. Это наше все. Они — курица, корова — должны жить любой ценой. Бизнес юбер аллес.

Рыжему адвокату Максиму об этом знать незачем. Да он и не поймет. Он не приехал в этот город из ледяного темного далека, где по ночам воют волки. Он не очень представляет себе, что значит рвануться вверх. Он намерен получить блага жизни, ничем не рискуя. А разве так бывает? Только не здесь, в столице Империи. Только не сейчас, только не со мной.

5

— …Значит, жалоб нет? — переспросил прокурор по надзору.

Молодежь, как я уже догадался, редко попадала в стены самой строгой политической тюрьмы. И прокурор глядел на меня с большим любопытством.

— Никак нет, — бодро отрапортовал я.

— Заявления? Просьбы?

— Просьба.

— Чего хотите попросить?

— Сигару, ванну и коньяку! Прокурор помолчал, выразив быстрым путешествием зрачков и дрожанием щеки отрицательные эмоции.

— Много хочешь! — грубо ответил он, выставил подбородок и покинул меня, тяжело отталкиваясь поношенными светлыми туфлями от коричневого цементного пола.

Правота осталась за ним. Я печально признался себе в этом, поместил зад на одеяло и уронил голову на руки. А вдруг я действительно слишком многого хочу? А вдруг мне стоило остаться голодным и честным репортером? А вдруг я неправ? А вдруг я плохой человек?

Глава 8

1

С сигарами вот что произошло: в последний раз я мечтал о сигаре за три года до своего ареста.

Весной девяносто третьего года, в теплом, томительно-влажном московском мае, я и мой друг Михаил, благодушно настроенные, физически крепкие начинающие капиталисты (мне — двадцать четыре, ему — двадцать восемь), сидели в припаркованном у тротуара автомобиле и ожидали появления нужного человека. Слушали магнитолу. Звучал один из гимнов того бурного времени: «Отель Калифорния» американской группы «Иглз».

«Добро пожаловать в отель «Калифорния»!», — пронзительным тенором выводил солист, особой хрипотцой давая понять, что приглашение адресовано далеко не всем — а лишь самым продвинутым, резким, решительным, рисковым, серьезным, сильным, уверенным, хладнокровным и при этом тонко чувствующим мужчинам. Я и Михаил причисляли себя как раз к таким.

Мы искали офис. Нам требовалось помещение. Комната. С телефоном. С дверью, запирающейся на ключ. Отапливаемая. На умеренном расстоянии от метро. Возник посредник, обещавший подыскать что-то подходящее. Сегодня утром он позвонил. Назвал адрес. Назначил время.

Прибыв на место, мы поняли, что вариант вполне устраивает. Конечно, не калифорнийский отель. Но в общем — то, что надо. Дом — серая бетонная коробка семи этажей — пребывал в собственности некоего научного учреждения. Во времена Совдепии наука необычайно процветала. Советские ученые работали в светлых комнатах с большими окнами. Теперь просторные залы и кабинеты, где так сладостно, наверное, было решать проблемы неорганической химии или ядерной физики, сдавались внаем предпринимателям, чьи умы беспокоили иные вопросы: «поставки» и «недопоставки», «проплаты» и «откаты», «конвертировать» и «расконвертировать», «затаможить» и «растаможить» — вот стандартный набор проблем, ныне мучительно решаемых под высокими потолками бывшего храма науки.

Все подъездные пути к зданию занимали дорогие самодвижущиеся экипажи. В разных направлениях сновали молодые люди в небрежно повязанных галстуках, с озабоченно напряженными лицевыми мускулами. Отсвечивали золотые часы, браслеты, перстни и оправы очков. Здесь же оборотистые представители мелкого уличного бизнеса наладили сопутствующую торговлишку: установили табачный киоск.

Прождав час, мы поняли, что ничего не будет — ни посредника, ни помещения.