Сажайте, и вырастет

— Охотно верю! — патетически выкрикнул кривой хребет. — Охотно верю тебе, брат! Я и сам, дело прошлое, про такое читал. Ты думаешь, я темный и неграмотный? Нет. Я знаю, что человек может очень многое, что на свете существуют люди, способные реально летать, читать мысли и все такое. Ага. Только этому надо учиться лет десять…

— Двадцать.

— Двадцать! И пока ты будешь долгими годами осваивать все эти сложные штуки, типа чтения мыслей, сидя в тюрьме, — знаешь, что с тобой произойдет?

— И что же?

— Ты — сгниешь!!! — Фрол, сверкнул глазами. — От туберкулеза! От менингита! От вшей! Чесотки! Клопов! От холода, голода и ментовского пресса! Сгниешь раньше, чем полетишь…

Я промолчал.

— Подумай об этом! Поразмысли. — Рецидивист вздохнул. — Я тебе не враг. Плохого не посоветую. Идеи, брат, — вот что тебя губит!

— Хочешь, — спросил я после небольшой паузы, — я прочитаю твои мысли?

— Попробуй.

— Ты думаешь, что пора закурить сигарету. Толстяк, до того молчавший, засмеялся, и мы, все трое, с наслаждением закурили. Мысли прочесть весьма не просто, а вот внушить их иногда совсем легко.

В этот момент послышался лязг — «кормушка» открылась.

— Рубанов! Есть такой?

— Есть, — весело ответил я.

— С ВЕЩАМИ!

3

Повисла тяжелая пауза. Я шмыгнул носом. Дыра закрылась.

Фрол тихо выругался. Толстый вздохнул. Оба они теперь смотрели на меня с сожалением и грустью.

От внезапного острого приступа страха просветленный муж вдруг звонко пустил газы. Ницшеанский парняга почувствовал, что дрожит. От равновесия сознания не осталось и следа. Рот наполнился вязкой слюной.

— Жаль, — пробормотал Фрол и покачал головой. — Что же, Андрюха, собирайся. Они ждать не будут.

Уныло, но поспешно я стал укладывать в пластиковый пакет свое барахлишко: кружку, миску, полотенце и белье, тетрадки и учебники, мыло и зубную щетку, — нехитрый арестантский скарб.

Сердце стучало. А вдруг? А вдруг? Ведь может же такое случиться, что неожиданно возник, вернулся из побега босс, и одарил всех заинтересованных лиц пачками зеленых денег, и сейчас меня выведут из ворот крепости со словами «свободен»? Почему бы и нет? Даже в самом низкопробном комиксе герою всегда везет!..

— Продукты, — озабоченно напомнил Толстяк. — Продукты возьми.

— Нет, — сурово ответил я, решив, что в неизвестное будущее пойду налегке.

— Возьми! — приказал Фрол. — Чай, сахар, курево — возьми по-любому! Никогда не знаешь, в какое место попадешь. Не включай героя! Бери все! Колбасу тоже! И масло! И яблоки!

С этими словами Фрол взял газетный лист, ссыпал на него весь имеющийся в камере чай, свернул небольшой, очень плотный кулек и сунул его в мой пакет. Туда же последовал весь колбасный запас строительного магната. Все, до последнего куска. Без особых эмоций, без лишних слов, безо всякого ницшеанского пафоса они отдали мне все самое дорогое.

— Зачем? — спросил я, пытаясь схватить одного за запястье, другого за плечо, — но двое взрослых мужчин легко, по-дружески отстранили меня.

— Как же вы без чая? Без колбасы?

— Чай и колбаса — это не главное, — тихо сказал Фрол.

— Я последнее не возьму.

— Ничего, у нас еще есть. Правда, Толстый? Отложено под кожей. А потом — дачка зайдет…

— Зачем мне твой чай, Фрол? А вдруг меня — на волю?..

— Дай Бог, — нейтральным тоном ответил урка. — Выйдешь — чифирнешь. Вспомнишь старого бродягу Фрола, ага?

Он помог мне свернуть простыню в тонкий, длинный жгут и туго обвязать им свернутый в трубу матрас. Так влачить собственность тюрьмы гораздо удобнее.

Загремел поворачиваемый в замке ключ.

— Фамилия?

— Рубанов…

— На выход!

4

Cтиснув зубы, я подхватил свои узлы и шагнул прочь от людей, с которыми просидел бок о бок два месяца.

— Направо!

Куда теперь? В соседнюю камеру? На волю? От волнения я сильно вспотел.

— Стоим! Лицом к стене! Снова гром ключей.

— Проходим!

Я повернулся и увидел перед собой «стакан»: бокс передержки. Метр ширины, метр длины; поперек, на уровне коленей, вмурована узкая доска. Хочешь — стой, хочешь — сиди. Над головой, в нише, пыльная лампочка, надежно защищенная железной сеткой. Не сеткой даже — крепенькой решеточкой.

Ненавижу решетки, подумал я.

Контролер закрыл дверь, замкнул засовы, напоследок внимательно посмотрел через дырку. Задвинул заслонку. Лампочка погасла. Я оказался в абсолютной темноте.

Через какое-то время глаза привыкли, и я различил на уровне пояса жидкую полоску света. Сбоку, в метре от пола, в дверной раме имелась щель. Нагнувшись — пришлось хитро упереть колени в одну стену, а зад в другую, — я заглянул, но ничего важного и полезного не увидел. Небольшой фрагмент противоположной стены тюремного коридора. Приблизив ноздри, я втянул воздух — вдруг поймается какой-нибудь редкий запах, из числа давно забытых? Нет, пахло обычно. Сырым цементом, пыльной тряпкой. Тюрьмой.

Оставалось сидеть и ждать.

Что теперь? — снова спросил я у самого себя. Куда поведут, или повезут?