Домой! Я вернулся именно домой – туда, где можно смыть с лица грязь, выпить чаю и принять горизонтальное положение. Я дома. После пятнадцати часов, проведенных в удушающей тесноте, ни разу не выпив глотка жидкости, не проглотив и куска пищи, почти все время – на ногах, я наконец дома! Я вернулся домой – в свой жалкий, липкий, сплющенный, перегороженный тряпками, перечеркнутый самокрученными веревками, гомонящий сотней сухих прочифиренных глоток мир. Пропахший табаком, йодом, носками, фуфайками, рыбным супом и пшеном, да и экскрементами рыбного супа и пшена. Таков теперь наш, мой дом – гадкий, как я сам, как все, что со мной происходит.
Поев хлеба, напившись чаю, а впоследствии даже покурив превосходной травки (или мне, измотанному, только так показалось), я упал и мгновенно забылся. Отправился в плавание по заливам и отмелям просторного, как мечта, океана свободы.
Спящий человек всегда свободен, в любой тюрьме.
Проснулся оттого, что меня трясли за плечо.
Будить отдыхающего арестанта без веской причины – большой грех. Приготовившись грубо возмутиться, я открыл глаза. Увидел встревоженно шевелящийся абхазский нос Гиви Сухумского.
– Вставай, Андрюха! Слушай, вставай! Беда!
Отдернув занавеску, я выпрыгнул из «купе», тут же ударившись о чьи-то твердые спины.
– Сюда его! Сюда несите! Ближе к воздуху! Осторожнее голову! Быстрее!
В самом центре поляны, на полу, лежал, раскинув в стороны руки, некто полуголый. Вокруг суетились.
– Лимон! Есть лимон? Давайте сюда! И полотенце намочите! Холодной водой! Живее, живее!
Вдруг я узнал того, кто выкрикивал распоряжения. Дима Слон – некогда истекающий потом неврастеник – предстал резким, быстрым, суровым командиром. Он озвучивал грубые директивы, одновременно проделывая замысловатые манипуляции над неподвижно лежащим телом: ударял кулаком в узкую неподвижную грудь, мерно хлестал по щекам – справа, слева.
Полуголый не шевелился.
– Не дышит! – опасливо выдохнули из передних рядов.
– Тихо! Полотенце где? Лимон принесли? Заточку дайте! Разрежьте лимон! Быстрее, ну!
Я попытался понять, что происходит. Успокоенный марихуаной, мозг совсем не действовал. Все вокруг меня плыло в фиолетово-красном, вязком тумане. Звуки то едва долетали, то казались невыносимо громкими. Наконец смысл события оформился. Полуголый – лежащий на полу молодой человек с задранным кверху восковым подбородком – умирал от передозировки наркотика.
– Будите пацанов! – возопил я. – Славу будите, срочно! Всех!
– Будим! Не получается! Не встают!
– Курнули дури, вот и не встают! – ядовито прокомментировал Слон. – Ну, лимон нашли? Федот, помогай!
Оттолкнув кого-то, я подскочил вплотную к лежащему.
Тут голова окончательно прояснилась, и я осознал, что не понимаю, что и как делать. Не имею практики! Процедура спасения от овердозы мне была знакома исключительно по модному фильму «Криминальное чтиво». Там девчонке-наркоманке делали прямой укол адреналина в сердце. Огромной иглой, длиною в подошву ботинка. Сцена считалась комедийной. Меня прошиб пот. Ни соответствующей иглы, ни соответствующего препарата в камере следственной тюрьмы, конечно, нет. Откуда? Бедолага-наркоман вот-вот закончит свое пребывание на грешной земле! Как спасти несчастного дурака? Он умрет в течение ближайших двух минут. Это видно по его землисто-фиолетовому лицу с обострившимися скулами.
Потом разразится буря. Нет, мне было жалко не только умирающего наркомана. Я его знал. Девятнадцать лет. Анемичный туповатый юноша. Последние полтора года – на героине, плотно. За это и арестован. Хорошие папа и мама раз в месяц обязательно присылали сыночку продуктовую передачу и денежный перевод. В нашей тюрьме такой арестант – большой человек. Он всегда найдет себе опытных друзей. А те – подскажут, где и как раздобыть кайф на Общем Корпусе. Теперь сей юный отрок перебрал кайфа и вот-вот перейдет из стадии клинической смерти к другой стадии. Самой последней. К финишу.
Гибель арестанта – чрезвычайное происшествие. Тем более если ее причина – наркотики. Завтра же администрация учинит в камере повальный обыск. Затем – допросы. Что, где, как? Откуда взял порошок? С кем дружил? С кем враждовал?
Далее – камеру расселят. Такова обычная практика. Сто тридцать пять человек партиями по пять или семь разведут по другим сорока с лишним хатам Общего Корпуса. В опустевшее помещение приведут новых – собранных отовсюду, разношерстных, оглушенных неожиданными переменами в судьбе и быте.
Лично я – лишусь всего. Оказавшись на новом месте, я буду вынужден начать с нуля. Опять доказывать, что я – не верблюд. Отвоевывать необходимое. Заводить новых приятелей и друзей. Налаживать жизнь. Видит бог – я пожалел не только умирающего глупца, но и себя.
– Шнифты забейте! – выпрямившись, крикнул я. – Забейте шнифты!
Несколько человек возле входной двери образовали плотную группу, прижались спинами к смотровому глазку. «Забили шнифт». Скрыли от взгляда надзирателя происходящие события.
Краем глаза я видел, как тощий Гиви Сухумский трясет за плечи крепко спящего Славу Кпсс.