Сберегите цветы полевые

Только от баб глазастых
Не утаишь присухи.
Бросит словечко —
Баста!
Ходят землянками слухи,
Радуются старухи.

Слышал сам на неделе,

Бабы меня жалели:
«Вот же нечистая сила,
Мальца-то как присушила!»

Песня идет отавой

По августовским росам.
Шлепает через лавы,
Боса, простоволоса.

В реченьке зачерпнула

Пригоршней лунного звона,
Голову окунула
Клену в шелест зеленый.

Песня ноченькой поздней

Ходит под ливнем звездным,
Девичья, безбаянная,
Жаркая, окаянная!

Может, я виноватый,

Песня, перед тобою?
Как,
Подскажи солдату,
Быть со своей судьбою?

11

Задождило.

Вторую неделю
И в землянке, и в поле тьма.
Столько дел!
А я не при деле, —
Этак впору сойти с ума.

С потолка,

Словно в душу, капает,
Одиночеству счет ведет.
Темнота по-звериному лапает,
За прошедшее сводит счет.

Хоть петух встопорщил бы перья,

Из души маету пуганул!..
Кто-то скрипнул фанерной дверью,
Осторожно во тьму шагнул.

Неужели и я везучий?

Торопливо коптилку зажег.
— Ты ли, Дарьюшка? —
Взгляд колючий.
И опять между нами круча,
А казалось
Один шажок.

Обалдело стою.

Ни слова,
Словно нечего мне сказать.
Вот бы мне да меня былого:
Этак скинуть годочков пять!

От натужного горького вздоха

Заплясала в землянке тень.
А она:
— Не подумай плохо…
Собиралась который день.
Мне сказали:
Ты видел Женьку
И как будто от смерти спас?.. —
И еще сошла на ступеньку,
Три оставила про запас.

Пересилив озноб,

Устало
Опустился на табурет.
Пережитое вырастало
И опять огнем и металлом
Все пытало,
Пытало,
Пытало,
Будто скрыл я какой секрет.

Знать и впрямь приходилось туго:

Дарья руку мою взяла
И прижала к груди упругой,
А сама
Будто снег бела.

По-девчоночьи вдруг прильнула

И отпрянула.
Верь не верь:
Только взглядом шальным
                                   стрельнула
И без слов,
Словно птица, — в дверь.

12

Время воронки заносит —

Празднует жизнь над войною.
Женские слезы в колосьях
Спеют в июньском зное.

Вызрели и что звезды

Падают —
Слышно людям.
Бабы вздыхали:
Не поздно ль?..
Этак без хлеба будем!

Бабьи глаза влажнели,

Солнышки в них дрожали,
Солнышки еле-еле
Сдерживались на ресницах.
И на день не пожелали
Откладывать жатву жницы.

В поле до поздней ночи

Старый и самый малый.
— Охтеньки,
Нету мочи!.. —
Кто-то спиной усталой
Хрустнет
И снова в поклоне
Гнется к земле влюбленно.
Жжется стебель в ладони,
Словно огнем спаленной.

В серп, словно в месяц,

Пястью
Снова стебли заводит…
Нету страшнее власти,
Нету превыше власти —
Хлеб половодит!

Силы лишь бы достало

Выстоять,
Не свалиться!..
Родина, ты помогала
Мне, словно небо птице.
Ты и Дарья!
Безгрешный
Взгляд ее ливнем вешним,
Сердце мое омывая,
Лился, как солнце в мае.

Шепчут сухие губы,

Полные терпкой полыни:
— Любый, не надо, любый!..
Помню тебя доныне!.. —
И притянула жесткой,
Ласковою ладошкой…
В реку растопленным воском
Лилась заката стежка.
Месяц в воде — подковой,
Хочешь —
Бери на счастье!
С ношей своей бедовой
Шли мы во звездной власти.

Речка у ног плескалась,

Выгнув дугою тело.
Лунная зябкая алость
Рябью переливалась,
В травах густых звенела.

Здесь и былинка каждая,

Вырасти в песню жаждая,
Слышно,
Как голос пробует,
Песня наша особая…

13

Слава богу,

Хлеба чистой ржицы
Испекли сегодня молодицы.
Коркою поджаристою, хрусткой
Тянет аппетитно за околицу.
Села и деревни старорусские
Радостью тихонько обзаводятся.

Из деревни, спрятанной в подполье,

Дух смолистый вытесняет сырость.
Первый сруб на пепелище вырос
С окнами в лучистое раздолье.

Солнцем августовским накалены,

Бревна зажелтели, словно свечи.
Лесом окоренным просмолены,
Опьяняют Дарьюшкины плечи.

От любви и бабьих пересудов

Я хожу хмельной уже неделю.
Ныне обо мне толкуют худо,
А давно ли охали-жалели.

Мне-то что:

Поговорят и бросят, —
По бревну топор гуляет злее.
А вот Дарье,
Что ни день, — подносят
Стопочку ехидного елея.

Зыркнув глазом, шепчут:

— Ты слыхала,
Твоего-то видели в столице! —
Горемыки-бабы,
Разве мало
Горюшка на выжженной землице?!

Суды-пересуды —

Лишь начало,
Дарью не такое ожидало!

Женщины знали, что ли?

Слух обернулся былью:
Мне будто в рану — соли,
Как топором по крыльям.

Кто-то орал натужно:

— Дарья, встречай армейца! —
Разом колючей стужей
Мне захлестнуло сердце.