– Вот, тем более! Мне еще спать и спать, а вы мешаете! Все, уйдите, не нарушайте мой здоровый детский сон!
– Детский? – прицепился к слову ректор.
В голове прозвенел тревожный сигнал.
– Конечно, детский, – подтвердила я.
– Тебе же двадцать.
– Какая разница, в душе – я ребенок!
Он тихо рассмеялся. Затем услышала, как скрипнуло кресло. Ага, ректор, значит, встал.
– Слушай, – услышала я задумчивый голос. – А может с тебя и правда чулки снять, ну мешают же, наверное?
Че-его?! И в противовес своему же предложении о снятии сего предмета гардероба, я лихо спрятала ногу под одеялко и буркнула:
– С жены своей будете снимать!
Послышала звук похожий на «Угу», а потом что-то коснулось моей ноги. Я вскрикнула, отлетела к спинке кровати, прижала к груди одеяло и кинула грозный взгляд на еле сдерживающего смех аморта.
– Вы чего делаете?! – праведно возмутилась. – Я как сказала? С жены! А не со студентки, которую вы безмерно достали! Что опять проблемы со слухом?! Снова старость о себе дает знать?!
Он сложил руки на груди и с широкой ухмылкой спросил:
– Мне казалось, что мы уже выяснили этот вопрос. Или ты желаешь повторения м-м… дискуссии?
Повторения я не то, чтобы желала или наоборот не желала… Я просто помнила, что нельзя.
– Нет, уж спасибо, – фыркнула.
Он пожал плечами, мол: наше дело – предложить, ваше дело – отказаться.
Затем строго-настрого наказав не вставать с постели и не чудить, он ушел, а я легла и снова попыталась уснуть, да не смогла. Проклятый аморт!
Внезапно минут через десять дверь в мою комнату распахнулась, и влетела Аля. По моему представлению, было где-то часов шесть-семь утра, вы представляете какой это подвиг для моей подруги встать так рано?
– Мира! – она кинулась к моей кровати. – Как ты? С тобой все хорошо?! Что случилось?!
Я вкратце рассказала ей случившееся.
– Вот гадина! – ахнула подруга. – Ну, я ее!
– Подожди, – остановила эту валькирию. – У меня уже есть план.
Аля заинтересованно посмотрела на меня.
– Принеси мне красную тряпочку из моего стола, только не разворачивай ее, зеркало, деревянную чашку, спички, свечи, мел, бабушкину книгу и одежду какую-нибудь.
Она кивнула и смылась, а я, предвкушая сладкую месть, довольно жмурилась. Через несколько минут снова влетела Аля с кипой вещей в руках. Она вывалила их на кровать, и оказалось, что нужные мне предметы были мастерски спрятаны среди прочего барахла. Подруга – умница!
Я быстренько облачилась в свободные штаны, футболку и кросы. На пошатывающихся ногах встала (слабость все же давала о себе знать), попросила подругу задернуть шторы, нарисовала мелом большой круг, расставила все свечи в левой его части, взяла в руки зеркало, села в центре, скрестив ноги, и открыла бабушкину книгу.
Так, где оно у нас тут? Ага-а-а.
Я зажгла свечи, опустила спичку в чашу с волосами и они вспыхнули. Села спиной к свечкам поставила перед собой чашу, туда кинула волосы Ады, которые находились в красной тряпочке, и заглянула в зеркало. Затем принялась шептать слова заклинания. Мое отражение стало меняться: кожа бледнеть, глаза исчезать, на месте их остались темные провалы, губы сужались, пока не превратились в тонкую ниточку, нос стал приплюснутым, волосы почернели и удлинились, на голове у отражения появился капюшон.
Удовлетворенно наблюдала за изменениями, затем резко положила зеркало на чашу, ритм заклинания стал певучим. Взяла зеркало заглянула в него – отражения не было, довольно усмехнулась.
Затем посмотрела на свою тень, она тоже стала меняться: вытянулась, сгорбилась, на голове тоже будто образовался капюшон, а еще были различимы когтистые скрюченные руки. Чуть сдвинувшись, чтобы тень попала и на чашу, снова повторила напев, тень исчезла. Ну и затем, взяла в руки чашу, волосы в ней почти сгорели, и прошептала:
– Страх. Ужас. Боль.
Пламя на свечах вспыхнуло, поднялось к потолку, как и огонь в чаше, а затем все погасло, и комната погрузилась в темноту.
Тяжело выдохнула и упала на пол. В теле и так была слабость, так я еще и колдовать взялась.
Почувствовала, как меня трясут за плечо.
– Мира, Мирочка, пойдем на кроватку, а? – позвала меня Аля.
Я кивнула, кое-как поднялась, сделала два шага и упала на постель.
– Мир, а это вот что сейчас такое было? – спросила меня подруга почему-то шепотом.
– А это я, Алечка, Аде нервный срыв обеспечила, – ответила, прерывисто дыша.
Сердце билось, как сумасшедшее, и вообще чувствовала я себя просто отвратительно.
– Мирка, да ты, оказывается, садист! – восхищенно пробормотала подруга.
Я хмыкнула, обхватила руками подушку и зевнула.
– Алечка, убери, пожалуйста, все... Сил совсем нет...
– Ладно, – буркнула подруга.
А я тем временем погрузилась в сон.
***
Адоника, несмотря на то, что вчера несколько часов простояла под дверью ректора, чувствовала себя просто замечательно.
«Наконец-то! Наконец-то эта всеми обожаемая Мира, будет сидеть у себя в комнате с диареей и тошнотой! Вряд ли она такая больная заинтересует ректора» – торжествующе думала девушка.