Сбежавший зверь (СИ)

— Так нравится, как ты бесишься, Кирштейн, обожаю так развлекаться, заходил бы ты почаще.

Это лишь ещё больше рассердило Жана. Он глубоко вдохнул, выдохнул, успокаиваясь, и с улыбкой вновь обратился:

— Так видела или нет? Ответь, будь добра.

Энни отошла от окна и забралась с ногами на кровать.

— Я всегда считала, что в этом доме никто не живёт, но где-то месяца два назад в его окнах стали иногда появляться силуэты детей. Сначала не придала этому большого значения, думала, может, балуются просто и ходят по развалинам. А потом, в бессонную ночь, заметила, как к тому дому пришли двое взрослых и вывели маленькую девчонку. Уж не знаю, та ли была, которую ищешь, или не та, в темноте не разглядела никого.

Жан резко вскинул голову и подлетел к Энни.

— А взрослых узнала? Видела их раньше?

— Да говорю ж тебе, темно было, не разглядела никого, куриная твоя башка, — разозлилась та. — Но по силуэту, вроде, оба мужчины: один высокий, другой — чуть пониже.

— Кто в ту ночь дежурил возле твоего дома? — не унимался Жан. Он должен был разузнать всю правду.

— Морис, но он всё равно спал в это время, так что ты ничего у него не узнаешь. — Кирштейн поражённо уставился на девушку. — Что? Ты действительно думал, что с меня тут глаз не сводят круглые сутки? И так всем ясно, что это глупый фарс.

— А чего ж тогда не сбежала?

Энни замялась, отвела взгляд в сторону и — Жан бы руку на отсечение отдал, что так всё и было, — слегка смутилась.

— Может, нравится мне здесь, — пробубнила она.

Жан улыбнулся.

— Ну да, ну да.

Энни обернулась и зло посмотрела ему в глаза.

— Если вопросов больше нет, то проваливай, у меня от тебя голова болит.

Леонхарт откинулась на подушку и отвернулась лицом к стене, сообщая тем самым, что разговаривать она с ним более не собирается.

— Спасибо за содействие полиции, — поблагодарил Жан и уже на выходе добавил: — Я передам Армину твои слова.

— Придурок, — бросила ему вслед Энни и подтянула ноги к груди.

***

На город опустилась ночь, и пустынные улицы озарились холодным светом кристаллических ламп. После того, как в городе стали пропадать люди, полиция рекомендовала гражданам не выходить из дому после захода солнца, а если была острая необходимость — быть бдительными и по возможности не ходить одним. Повозка, нагруженная сеном и запряжённая серебристой лошадью, медленно катила по каменной дороге, наполняя тишину цокотом и натужным скрипом колёс. Извозчик, сгорбившись и бросая пристальные взгляды из-под нахлобученной по брови шляпы, умело управлялся с упряжью, не позволяя лошади сбиться с темпа и назначенного курса. Впереди показалась высокая стена тюрьмы, у освещённого яркими факелами входа которой двое полицейских о чём-то негромко переговаривались. Извозчик повернул голову и бросил через плечо:

— Подъезжаем.

Сено зашуршало, и тут же всё стихло. Армин принял удобную позу и постарался больше не двигаться. Он вдыхал дурманящий запах свежего сена, ощущал неприятные его покалывания открытых участков тела и слышал, как громко бьётся его собственное сердце. Армина не одолевало сомнение, он горел решимостью, и когда захотел вытащить Эрена из тюрьмы, и когда придумывал план, и когда, жмурясь, залезал в повозку с сеном. Сильное сердцебиение не было вызвано страхом, скорее выбросом адреналина от ожидания чего-то значимого, какого-то приключения, возможной погони. Оно не давило, не заставляло органы скручиваться в тугой узел, не душило, как несколько лет назад перед вылазками за стену, наоборот, заставляло тело исходить щекотливыми мурашками и растягивать рот в дурацкой улыбке. Армин определённо знал, что Эрен не разделит этих чувств и для него всё это будет в точности да наоборот, но Арлерт готов был пойти на что угодно, чтобы друг почувствовал те давно забытые острые ощущения не только в пьяных драках.

— Стой! Кто идёт? — неожиданно прозвучало снаружи.

Повозка остановилась, и Армин затаил дыхание.

— Это Хаксли. Я привёз сено для лошадей.

— Сено? А не поздновато ли?

— И то верно, — поддакнул второй полицейский.

— Так позапрошлой ночью дождь был, — ответил Хаксли, — намокло оно и только сейчас просохло. Начальник велел как можно быстрее привезти — лошади голодают.

Воцарилось молчание, Армин напряг мышцы, он во что бы то ни стало должен был попасть внутрь.

— Эй! Что у вас там?

У Арлерта чуть сердце не остановилось, он дёрнулся и тут же замер, надеясь, что никто не заметил шороха сена. Этот голос не предвещал ничего хорошего — Борис. Фойльнер был неплохим человеком, но отвратительным полицейским, и Армин старался не решать с ним никаких вопросов, касающихся закона, поскольку тот практически никогда не вставал на сторону заключённого. Арлерт даже в какой-то степени радовался, что дело Эрена ведёт именно Жан, а не Борис — Фойльнер бы пристрелил Йегера без суда и следствия ещё на поле. А ещё Борис очень не любил, когда мешали его спокойствию.

— Лейтенант! Ту это, сено привезли.

— Сено? На ночь глядя? — Борис был явно не в лучшем расположении духа.

— Вот и мы удивились, — вторил рядовой.

— Так просьба самого начальника, — подал голос Хаксли.