Сборник эссе

Я привел пастору пример из Библии, где царь Давид, влюбившись в жену своего военачальника Урия, отправил его на поле битвы, указав при этом командующему войсками, чтобы тот послал Урия в самые опасные места сражения, где последний вскоре и был убит. После этого Давид преспокойно забрал жену Урия к себе. За такой безнравственный поступок Бог (через своего ангела или пророка, не помню) предложил Давиду избрать себе одно из двух наказаний: или, потерявши трон, бежать через реку Кедрон, или трехдневный мор в своем народе. Давид избрал последнее и с печалью наблюдал, как умирают люди на площадях и улицах. Где же тут справедливость Господня, спросил я пастора: за прегрешения Давида расплачивается народ?

Пастор признался, что я задал трудный вопрос, и пытался ответить, но его объяснения были туманны и вообще, насколько я понял, сводились к тому, что умирать для народа не такое уж великое бедствие.

Разъяснение меня не удовлетворило, но я понял, что вступать с ним в спор на моем месте было бы безумием и поэтому промолчал.

В последующее за тем лето я в значительной степени овладел кузнечным ремеслом. Научился подковывать лошадей, совершать различные починки... В душе своей я уже почти примирился со своей будущей участью стать кузнецом-слесарем и механиком, каким был мой отец, но временами меня сверлила тоска по дальним странам, по далеким синим горам, по широким просторам, и слово Сибирь всегда было для меня полным какого-то очарования. Наступила осень (мне исполнилось 16 лет). Воскресным вечером я стоял в мастерской отца у верстака. В мастерской никого не было, как вдруг открылась дверь и вошел дядя Карл. Поздоровавшись со мною, он неожиданно спросил:

– Поедешь со мной в Тверскую губернию?

– А что там делать?

– Я там строю лесопильный завод.

– Поеду, конечно, поеду... – и заторопился искать шапку.

– Молодец, – прибавил он и отправился в следующую комнату, где сидели мои родители, и сделал им такое же предложение.

Отцу он предложил занять место механика (в новостроящемся заводе), а мне место пилотока (точильщика пил). Коротко посоветовавшись, мои родители дали согласие. Было решено, что отец и я должны уехать на дядину новостройку в течение ближайших двух недель. Мать еще останется, чтобы распродать имущество, и затем приедет к нам вместе с моим старшим братом. С каким нетерпением я ждал дня отъезда! Я почувствовал, что мечты мои начинают воплощаться, что отправляюсь в первое далекое путешествие, а там – кто знает, куда оно заведет.

И желанный день настал. Зимним утром вместе с отцом я покинул обжитые места своего детства и в городе Цесис первый раз сел на поезд, отходящий в Ригу.

С каким интересом я ждал первого рывка, с каким интересом я смотрел на убегающие леса! Это была первая поездка моего желанного путешествия. Затем остановка в Риге, где я купил зимнюю шапку, защитные очки, необходимые пилотоку, и несколько томиков детектива «Нат Пинкертон» (по 5 копеек за штуку).

Через сутки мы вышли на станции Пено. Это была настоящая Русь, самое верховье Волги. Я первый раз в жизни мог говорить по-русски с настоящими русскими людьми. До тех пор я знал русский язык по книгам. Я был рад, что мог изъясняться по-русски совершенно свободно и мог служить подмогой своему отцу, который, кроме латышского, не знал никакого другого языка.

Меня окружало все новое: станционный поселок из свежепостроенных домиков; постоялый двор, на котором мы остановились; приезжие крестьяне в лаптях и в валенках и весь тот особый быт и духовная атмосфера, которая отличала Россию от Латвии.

Через пару дней на эту станцию прибыл мой дядя и другие работники – специалисты, набранные дядей в Латвии. Помню, день клонился к вечеру, когда я и весь остальной персонал (вместе с дядей) уселись на крестьянские сани и поехали в деревню Полово, где должен был строиться лесопильный завод. Сани выехали на лед озера Пено, через которое протекает Волга. Помню снежную белизну озера и черную линию обрамляющих его лесов. Я жадно вглядывался в местность, вслушивался в говор наших возчиков и радовался, что первый раз в жизни увижу русскую деревню. Только к восьми часам вечера в темноте перед нами засверкали тусклые огни деревни Полово, где для нас была приготовлена изба. Она была изрядно натоплена, а мы изрядно озябли по дороге; как только мы вошли и начали раскладывать свои вещи, в комнату стал набиваться народ, чтобы посмотреть на нас, как на диковину. Без приглашения, без стука открывались двери, и один за другим входили крестьяне, крестились на икону в красном углу, говорили «здравствуйте» и, не дожидаясь приглашения, садились на корточки у стены, закуривали и вступали в разговор с нами и со своими соседями. Признаюсь, эта бесцеремонность показалась мне немножко диковатой. «Ну, что ж, – решил я, – что город – то норов». Потом было чаепитие, укладывались спать, где кто мог, а завтра мы должны были отправиться в лес, где в трех верстах от деревни должен был строиться новый завод.