Сборник эссе

Уж не помню, сколько времени длилась постройка завода, но поближе к весне он уже работал во всю свою мощь; и к весне на территории завода был выстроен и жилой дом для персонала, где мы и поселились. А пока дом строился, несмотря на морозы, мы каждый день отправлялись на стройку, проводили целый день под открытым небом, кратко закусывали всухомятку и вечером усталые возвращались домой в деревню. Там отогревались, ужинали и пили чай. Жутко вспоминать, сколько стаканов чая мы выпивали. Спали мы крепко, все были здоровы и румяны, и я с удовольствием вспоминаю то время.

Когда завод заработал, я пробыл на должности пилотока только два месяца, а затем, получив повышение, стал «штеллером», т. е. рамщиком, что повлекло за собою значительную прибавку к жалованию. На новой должности стал сказываться мой характер, я все хотел делать лучше и быстрее. До моего появления у лесопильной рамы лучший рамщик иногда пропускал через нее 3 тысячи футов бревен за смену. Я же в короткое время поставил новый рекорд – 4 тысячи. Остальные рамщики, не желая отставать, также повышали темпы выработки, и вскоре дядин завод заработал невиданными темпами. Дядя радостно потирал руки и подарил некоторым рамщикам по скрипке. К сожалению, никто из нас не умел играть, но все же мы пытались извлекать из них какие-то звуки, порою весьма негармоничные.

Не стоит останавливаться на подробностях, но, работая у дяди, мне приходилось разъезжать по окрестностям, посещать город Осташков. Я близко познакомился с деревенскими парнями и девушками, был частым гостем на деревенских праздниках, посещал посиделки и досконально ознакомился с деревенским бытом того времени. Скажу: он мне понравился.

Это была жизнь, тесно переплетающаяся с природой, жизнь вблизи прекрасных озер, лесов и холмов, и много в ней звучало песен.

Я полюбил весь этот край, который называли Верховьями Волги. Мои лучшие юношеские воспоминания неразрывно связаны с этим краем.

Сон

Я видел его в дни молодости (теперь мне под шестьдесят). Я тогда жил на железнодорожной станции в нынешней Калининской области, а тогда – в Тверской. Говорят, что теперь на месте той станции, где я видел свой чудесный сон, вырос довольно большой город, ведь прошло около сорока лет...

Но тогда это был только железнодорожный поселок на самых верховьях Волги у продолговатого озера, в которое со всех почти сторон смотрелся лес.

Жил я тогда при лесопильном заводе своего дяди в свежесрубленном большом доме, где у дяди и у меня было по комнате.

И вот, помню, июньским вечером (в субботу это было) вдруг поездом неожиданно приехал к дяде его компаньон. Его пригнала внезапная нужда в деньгах – угрожало банкротство, разорение.

– Ты уступи ему свою комнату на ночь, – сказал мне дядя, – в гостинице места нет, переночуй сам в заводской конторе.

Чуял я, что дядя недоволен приездом компаньона, что разговор у них будет тяжелый и поэтому – присутствие мое нежелательно. Прихватив одеяло и подушку, я с легким сердцем пошел на завод спать. По дороге припомнилась поговорка: «На новом месте приснись жених невесте».

Завод стоял за леском на берегу Волги, а вечер был дивно хорош. В небесной сини кое-где плавали уютные, точно из шелковой ваты слепленные облачка, а закат – закат был точно весь соткан из золотых нитей, которые, постепенно теряя яркость, тянулись почти на полнеба.

По ту сторону Волги серебрились июньские нивы, а за ними зеленый, непередаваемо свежий, торжественный и тихий, точно прихорошившийся к какому-то великому празднику или полуночному таинству, стоял величавый лес.

Пришла в голову, пока я шел, и девушка, живущая в деревне по ту сторону Волги у самого озера. Катей звали. Красавица была. И я и она при встречах друг на друга поглядывали... Виду старались не подать, но смотрели...

Буен я был тогда, как буен бывает иногда лес в своей растительной силе, когда все в нем полно живительного соку – все радостно, сильно и могуче и опьяняюще пахнет.

Контора была просто четырехугольником, отгороженным тесовыми перегородками внутри самого завода. И тут же при конторе имелась маленькая кладовушка с кое-каким заводским скарбом – приводными ремнями, сыромятными сшивками и скрепителями Джексона. В этой кладовушке имелась широкая полка, на которой я и устроился спать. У нас с субботы на воскресенье работали только лесопильные рамы, и то до полуночи.

Так вот, помню, улегся я, и ритмическое – чак, чак, чак – ударяющих по дереву пил начало на меня действовать очень убаюкивающе. Я начал быстро засыпать с мыслью – хоть бы Катю увидеть во сне...

Дорогие! Да разве я могу вам точно рассказать, что я видел? Я видел слишком много, чтобы рассказать! И девять десятых того, что я видел, было сметено непонятною мне тогда силою при просыпании. Но некоторые отдельные эпизоды живут – стоят как маяки на моем жизненном пути и бросают свет – освещают мой путь.

По этим маякам и в их свете шел всю последующую жизнь – иду и теперь...

Пути-дороги человеческие – встречи сужденные