– Вот если бы она увидела, в каком состоянии я нахожусь. Она обязательно всё поправила, она бы взяла иголку, нитку и отремонтировала меня. И я бы еще раз услышала её песни. Интересно как там герцог? Все так же воюет? Вспоминают ли они обо мне? Наверно уже и забыли. Посмотреть бы на них еще хоть один разочек, послушать их истории. Ой! Нет! Нет – они увидят, что я подушка, и будут смеяться надо мною. Собственно, чего я так нервничаю? Никто не собирается меня туда нести. Да и пусть я буду тут.
Все меньше и меньше пользовались подушкой. И вот, в один прекрасный день, её взяли, и бросили на пол.
– Уронили, сейчас поднимут. Так не раз бывало.
Но поднимать её, ни кто не спешил. Мало того Вероника пододвинула её ногой и поставила на неё обе ножки.
Если бы подушка могла плакать, она расплакалась бы от обиды. Как можно вытерпеть такое унижение!
Шторка-подушка сразу как-то скукожилась, и обмякла.
– Что же, ноги так ноги. С грустью она поглядывала на свою сестричку, которая так и лежала в углу дивана. Ею мало пользовались.
Вышивка на подушке всё больше и больше рвалась, потому что у Вероники были остренькие каблучки, и они с каждым разом всё больше и больше выдергивали нитки. Веронике это тоже не нравилось, так как всё время приходилось наклоняться и освобождать каблучок от ниток.
Однажды её взяли в карету.
– Всё-таки разнообразие, чем валяться под диваном в пыли.
Вероника как всегда поставила на неё свои ножки. Около разъезда пришлось остановиться. Вероника хотела быстро выйти из кареты, но зацепилась каблучком за нитки…
И тут, случилось не поправимое! Вероника сильно махнула ногой, и подушка вылетела из кареты. Врезавшись в дерево, она сползла на землю.
– УФ! – только и смогла сказать себе подушка, – вот это д-а-а!
И тут она увидела, как дверца захлопнулась и карета поехала!
– А я!? Ничего себе! Они забыли меня! Ну да сейчас Вероника Владимировна будет ставить ножки и заметит, что меня нет, и вернется за мной…
Шли дожди, палило солнце, потом снег, холод, сырость, грязь. Подушка пребывала в небытии. И вот однажды подъехала карета, и из неё вышла, – кто бы мог подумать! – Анна Петровна. Ну, конечно, шторка её сразу узнала, очень обрадовалась. Всей своей сущностью она пыталась, что-то сделать. Да-да именно сделать. Впервые за своё существование она пожалела, что не может двигаться.
– Что же делать? Она не видит меня! Ну, вот же, вот я! Я тут! Ну, пожалуйста, увидьте меня, поднимите меня! Отнесите меня к Дашеньке! Неужели не увидят? Я так долго ждала, я столько вытерпела!..
И в это время её как будто кто-то услышал. Порыв ветра подхватил подушку и подкатил прямо под ноги к Анне Петровне.
– Ну вот, ну же! Сейчас меня увидит, обрадуется, поднимет. И я!.. Ну! Пожалуйста!!!
Анна Петровна посмотрела брезгливо на этот грязный комок, поморщилась, села в карету, и уехала.
– ВСЕ!!!
Последнее, что подумала подушка:
– Теперь всё!
– Я не беду больше подушкой.
– Я не буду больше картиной.
– Я не буду больше шторкой
– Меня больше нет!!!..
– Простите, если, что не так!..
Старый дом
Старый 2-этажный дом на четырёх хозяев из последних сил ждал к себе жить людей, у которых душа в любви, и хотелось, чтобы люди, которые поселятся, заботились и о нём. Дом не сносили, так как в нём когда-то давно жил известный композитор. И теперь он охранялся законом, но не людьми. Дом вспоминал те дни с трепетной грустью. За ним всегда ухаживали, часто ремонтировали. В Доме везде были ковры, цветы, даже в коридоре на лестнице. А сейчас!? Что это за люди, которые не берегут то место, где живут!? Дому это всё очень надоело, и поэтому с этими несносными жильцами он стал бороться по-своему. С большим усилием Дом выживал их всех из себя. Последних жильцов, которые жили на втором этаже, он прямо-таки «избил» дверями и с периодической точностью «топил» водой. Семью алкашей с первого этажа, после того как они вынесли ванну и продали, вообще затопил фекалиями. Достал так всех своей непредсказуемостью, что даже слесари стали отказываться ходить и чинить в этом доме что-либо. Они рассказывали друг другу о том, что там гаечные ключи прямо из рук выскакивают. Один слесарь ящик с инструментами нашел на улице, хотя хорошо помнил, что поднимался с ним на второй этаж. Двери в туалете, когда туда заходили, сами собой захлопывались и только со взломом открывались. В общем, стали поговаривать, что там поселилось привидение или, чего хуже «барабашка».
Дом прекрасно знал, что без людей долго не протянет. Года два он пустовал вообще, глубоко вздыхая и скрепя всеми ставнями. Но абы с кем он больше не хотел и не желал жить.