Сборник "ИЗБРАННОЕ"

Девушка лежала недвижно, но Гип видел, что она слушает.

– Если там меня поджидает опасность… если что-то или кто-то попытается убить меня, скажи, чего мне ждать. По крайней мере, я буду предупрежден.

Джейни повернулась лицом к стене, так что он мог только слышать ее, но не видеть. И усталым голосом проговорила:

– Я не говорила, что тебя там убьют. Я сказала, что ты погибнешь.

Гип долго стоял над ней, а потом буркнул:

– Ладно. Пусть так. Спасибо тебе за все, Джейни. Иди-ка лучше к себе.

Неторопливо, с предельной усталостью, словно ее только что выпороли, она выбралась из постели. А потом повернулась к нему с такой неподдельной жалостью и печалью на лице, что сердце его стиснула боль. И все же он поджал губы и кивнул в сторону двери.

Джейни вышла, не обернувшись, бессильно волоча ноги. Зрелище это было выше его сил. И все же он позволил ей уйти.

Постель была чуть помята. Неторопливо пройдя по комнате, он уставился на покрывало. Опустил на него ладонь, а потом повалился вперед и зарылся в него лицом. Ткань еще сохраняла тепло ее тела. И на кратчайшее в своей неопределенности мгновение он ощутил нечто на тему о слившихся воедино дыханиях, о сливающихся воедино двух завороженных, обращенных друг к другу душах. Однако мгновение покинуло его, тема исчезла, оставив без сил.

Давай-давай, иди болей. Свернись клубком и умри.

– Ладно тебе, – прошептал он.

А что, можно. Какая на самом деле разница. Умрет он или его убьют, кого это волнует?

Только не Джейни.

Зажмурив глаза, он увидел перед собой рот. Который мог бы принадлежать Джейни, как он подумал сначала, если бы подбородок не оказался настолько острым. Рот сказал ему: ложись и помирай, всего-то делов. После чего улыбнулся. Улыбка заставила свет отразиться от толстых стекол очков, что означало, что он видит все лицо. А потом пришла боль настолько острая и быстрая, что он дернул головой и застонал. Боль шла от руки. Он посмотрел на руку и увидел на ней эти шрамы, вдруг родившие такую острую и бодрящую боль. Томпсон, я должен убить этого Томпсона. Но кто такой Томпсон, кто такой Бромфилд и кто этот полудурок из своей пещеры… пещера, где находится эта пещера с детьми… нет, не с детьми, а с детской… с чем же детской… ах да, с одеждой… Одеждой! Вот оно! Одеждой старой, грязной, рваной, но как он нашел ее…

Джейни… Ты погибнешь. Ложись и помирай.

Глаза его закатились, нервное напряжение оставило его в ползучей летаргии. Не такая уж приятная вещь, но все же лучше, чем подобное чувство. Кто-то сказал:

– На сорок или выше в правом квадранте, капрал, иначе феи дегауссируют твой взрыватель.

Кто это сказал?

Он сказал. Он, Гип Бэрроуз.

И кому же он это сказал?

Джейни, ловко обходившейся с моделью пом-пома.

Он даже фыркнул: ну какой из Джейни капрал. Действительность – не самый приятный из миров, лейтенант. Но мы любим считать, что созданы для нее. Согласно точному и прекрасному проекту, образцовому проекту с точки зрения любого инженера. Затащи в нее наваждение, и действительность не потерпит ее. Что-то всегда должно отдавать; если царит реальность, твой изысканный образчик инженерного искусства не имеет объекта приложения своих сил. Ибо таковой не был спроектирован. И посему действует из рук вон плохо. Поэтому дай пинка наваждению, действуй согласно проекту, по которому был изготовлен. Кто же это сказал? Ах да – Бромфилд. Это ничтожество! Этому типу следовало бы хорошенько подумать, прежде чем начинать толковать об инженерном деле с инженером.

– Кэптэн Бромфилд (с усталостью в двадцатую чертову тысячу раз), если бы я не был инженером, то не отыскал бы эту штуковину, никогда не распознал бы ее, и сейчас она ни на цент не волновала бы меня. – Ах, это ничего не значит.

Это ничего не значит. Просто свернись клубком и, пока не явился Томпсон… Просто свернись клубком и…

– О нет, – рявкнул Гип Бэрроуз. Вскочив с постели, он остановился, раскачиваясь, посреди комнаты. Прижав ладони к глазам, он гнулся, как юное деревце под прикосновением бури. Застряв посреди всей этой путаницы – голоса Бромфилда, лица Томпсона, пещеры, полной заношенной детской одежонки, Джейни, желавшей ему смерти, он все-таки был уверен в одном, более того, он знал это. Никакой Томпсон более не заставит его смиренно лечь на бок и умереть. Джейни избавила его от этой участи!

Раскачиваясь, он скулил:

– Джейни…

Джейни не хотела его смерти.

Джейни не хотела, чтобы его убили; в чем же тогда дело? Джейни всего лишь хочет, чтобы он вернулся назад, чтобы вспомнил. И подождал.

Он посмотрел на заметно посветлевшее окно.

Подождать? Что ж, сегодня он, возможно, сумеет получить этот адрес, увидеть этих детей, найти этого полудурка и… хорошо, он найдет его, но это ли ему нужно на самом деле? Сегодня. Тогда, видит бог, он покажет Бромфилду, что такое наваждение!

Если он останется жив, то все докажет Бромфилду.