Сборник "Лазарь и Вера"

Оставшись один, Александр Наумович сказал себе, что и задушевная беседа, и щекотливый разговор всего лишь откладываются до возвращения Фила и Нэнси, пока же в тот вечер, не тратя времени даром, он сделал несколько звонков знакомым ньюйоркцам, с которыми связан был давней душевной приязнью и даже дружбой и которые сравнительно недавно стали ньюйоркцами. Все они восторженна приветствовали Александра Наумовича, его появление в Нью-Йорке, все брали с него слово, что в самое ближайшие дни он появится у них... Среди тех, с кем он разговаривал, были его прежние студенты, были коллеги, он уснул, предвкушая скорые встречи, их сердечность, радушие... Но ему хотелось вначале поехать посмотреть статую Свободы, чтобы воздать, таким образом, должное великой демократии, великой стране... Перед сном Александр Наумович, следуя инструкции, открыл для Фреда баночку кошачьих консервов, которую тот выжрал всю, до самого донышка, и дважды наполнял его блюдечко молоком, прежде чем Фред, пофыркивая, ушел из кухни и развалился на коврике перед пустым камином.

Александр Наумович был начисто лишен разного рода комплексов, и на новом месте, то есть на низенькой, но просторной софе, стоящей у окна, спалось ему преотлично — до того самого момента, когда его разбудил неистовый, душераздирающий вопль. Вначале он даже не мог сообразить, что за звуки обрушились на него, тем более, что как раз в ту минуту ему снилась величавая, с факелом в руке, статуя Свободы, он подплывал к ней — то ли на каком-то переполненном людьми плоту, то ли на каравелле, схожей с каравеллой Колумба, и вдруг... Ему показалось, мачты рушатся в море, плот, взмыв на гребень волны, низвергается в пропасть, статуя валится прямо на него, Александра Наумовича, размахивая факелом и вперив в него слепые глазницы... И вот с этого-то момента начинается наш рассказ, который по сути еще и не начинался.

9

Итак, Александра Наумовича разбудил страшный, надрывающий сердце вой, затем что-то перелетело через его голову и плюхнулось на подоконник. Раздался зловещий железный скрежет. Александр Наумович открыл глаза. В просвете окна, лимонно-желтом от уличных фонарей, он увидел черный кошачий силуэт. Фред, взлохмаченный, с дыбом поднявшейся шерстью, стоял на задних лапах, колотил по подоконнику хвостом и яростно царапал когтями оконную сетку, предназначенную для защиты от комаров и москитов.

Александр Наумович прикрикнул на кота и согнал его с подоконника, причем тот, прыгая через софу в обратном направлении, едва не задел железными когтями его лицо. Александр Наумович попытался стряхнуть с себя овладевшую было им оторопь и вернуться в сон, столь внезапно оборванный. Но спустя несколько минут все повторилось: перелет чего-то тяжелого и косматого через софу, распятый на сетке кошачий силуэт, железный скрежет и вой, от которого у Александра Наумовича леденела спина и свербило в затылке.

Он снова прогнал кота, но сон к нему больше не возвращался. Опять ему мешали, помимо кота, собственные мысли. Видя неистовство Фреда, рвущегося на свободу, он вспоминал, с одной стороны, жесткие наставления Фила и Нэнси, с другой — самого себя, множество лет мечтавшего вырваться из пут режима, который более или менее точно именуется тоталитарным. Случалось, он так же, как Фред, выл от тоски, и метался, и бросался грудью на железную решетку, пока не постарел, не помудрел, не спрятался, как в норку, в свой «серебряный век»... Благородно ли, гуманно ли, демократично ли, в конце концов, заставлять бедного зверя томиться в неволе?..

Трудно сказать наверняка, что руководило Александром Наумовичем в большей мере: демократические убеждения, которыми он свято дорожил, или желание выспаться после столь изобилующего событиями дня?.. Во всяком случае, когда он шел, чтобы открыть наружную дверь, в голове его, не успевшей протрезветь после сонного дурмана, клубились выплывшие откуда-то из глубин подсознания слова: «Свобода или смерть!» или «Лучше умереть стоя, чем жить на коленях!»

Он не успел отворить дверь шире — котик Фред, изогнувшись, протиснулся в немыслимо узкую щель и был таков. Александру Наумовичу послышалось, как в кустах сирени, растущей перед входом в дом, призывно и радостно мяукнула кошка. Он улыбнулся и, вернувшись к себе на софу, заснул блаженным сном, довольный тем, что избавил от неволи живое существо.

10