Сборник летописей. Том I

Такое явление нельзя считать случайным. Только отчасти оно может быть объяснено трудностями филологического порядка. Для установления критического текста труда Рашид-ад-дина, в частности для установления правильного чтения собственных имен и терминов, для изучения его лексики, языка и стиля необходимо было, помимо знания персидского и, естественно, арабского языков, знакомство также с языками монгольскими и тюркскими. Наконец, для исследователя истории монгольских государств требовалось, помимо источников персидских, арабских, монгольских и китайских, привлечение также источников русских, армянских, грузинских, сирийских, византийских и западноевропейских. Короче говоря, исследователь, если не был полиглотом, — неизменно чувствовал ограниченность своих сил. В частности, еще В.В. Бартольдом была показана слабость филологической подготовки Блоше, внешне прикрытой громоздким научным аппаратом: в труде последнего «на страницах книги пестрят ученые цитаты; рядом с латинскими буквами встречаются русские, рядом с арабскими — китайские иероглифы и буквы монгольского алфавита»[18]. Но дело далеко не только в этом. Западноевропейским буржуазным историкам всегда было свойственно в большей или меньшей степени пренебрежительное отношение к «отсталому Востоку». Их точка зрения в основном сводилась к тому, «что народы Востока не имеют и никогда не имели истории в европейском смысле этого слова, и что поэтому методы изучения истории, выработанные европейскими историками, к истории Востока неприменимы»[19]. Поправкой к такому взгляду в западноевропейской буржуазной историографии было лишь признание высокого уровня культур древнего, эллинистического, и отчасти раннесредневекового (эпоха халифата) Ближнего Востока. Но в истории стран позднесредневекового и нового Востока классово ограниченная мысль историков империалистических стран попрежнему не хочет видеть ничего, кроме картины постепенного культурного упадка, причем социальный строй этих стран характеризуется будто бы присущими ему простотой и неподвижной архаичностью. Этим объясняется и пренебрежительное отношение к изучению истории позднесредневековой эпохи.

Потому-то Катрмер, писавший в 30-х годах XIX в., в период, когда буржуазная историография была еще на подъеме, и оставивший нам ценный, не утративший научного значения и теперь комментарий к изданной им части текста «Джами‘ ат-таварих», не нашел себе позже последователей среди историков Запада. Тем более их не нашлось в эпоху империализма и господства националистических, расистских и других реакционных идей, свойственных в той или иной степени большинству представителей буржуазной историографии этой эпохи. Упадок зарубежной востоковедной историографии в области интересующего нас круга вопросов проявился в труде новейшего немецкого ираниста Шпулера[20], который значительно ниже появившегося более 100 лет назад труда д’Оссона по истории монголов[21]; в этом и в других трудах Шпулера техника исследования источников не идет ни в какое сравнение с исследовательскими приемами Катрмера и сочетается с расистской фальсификацией истории изучаемой эпохи.

Характерным показателем регресса буржуазной историографии в эпоху империализма является то, что труд д’Оссона несравненно выше и научно добросовестнее более поздних трудов по истории монголов Ховорса[22] и Леона Каэна[23], проникнутых расизмом и столь ценимых пантюркистами, которые, всячески идеализируя государства тюркских и монгольских кочевников, в частности империю Чингиз-хана, и приписывая кочевникам мифическую «свежесть расы» и столь же мифические «высокие черты государственности», повторяют «аргументы» Каэна.

Русская дореволюционная востоковедная историография, несмотря на ее отдельные значительные достижения и в общем высокий уровень исследований, достигнутый трудами В.Р. Розена, В.В. Бартольда и других ученых, все же не могла преодолеть свойственных буржуазной исторической мысли ограниченности, формализма и методологической слабости. Советские востоковеды, вооруженные самой передовой научной методологией — марксистско-ленинской, в состоянии выполнить задачу не только критического установления полного текста, публикации и перевода «Джами‘ ат-таварих», но и изучения этого единственного в своем роде исторического источника в полном объеме.

Рашид-ад-дина как официального историка монгольских ильханов династии Хулагуидов трудно отделить от Рашид-ад-дина как государственного деятеля на службе у тех же ильханов, — такое разделение было бы искусственным, ибо и в «Джами‘ ат-таварих», и в переписке Рашид-ад-дина проводится та же политическая тенденция, которая пронизывает все реформы Газан-хана. Поэтому исторические взгляды автора «Джами‘ ат-таварих» могут быть в полной мере выяснены и установлены лишь в связи с господствовавшими политическими идеями времени.