Сборник летописей. Том II

... отпустил поводья, поймал пропавшего верблюда и [расстояние] трехдневного пути промчал в один день. Без разрешения и без страха неожиданно вошел в приемный шатер и смело начал речь; он сказал: «Вы занимаетесь забавами и веселитесь, а противники восстали против вас и выжидают [лишь] удобного случая, и все нужное для ведения войны [уже] приготовлено». Он лично изложил все то, чему был очевидцем, и побуждал их как можно скорее приступить к защите и мерам против того [заговора]. Так как подобные козни обычно не были в правилах монголов, особенно в счастливую эпоху державы Чингиз-хана и его рода, то это считали совершенно невероятным и его неоднократно переспрашивали, а он то же самое излагал без какого-либо противоречия. Менгу-каан не прислушивался к тем словам и не обращал на них внимания. ... же проявлял большую настойчивость, и [все] видели его тревогу и беспокойство. Спокойствие Менгу-каана было непоколебимо, но царевичи и нойоны, которые присутствовали [при этом], из осторожности, что, не дай бог, случится какое-нибудь несчастье,[549] относились отрицательно к такой твердой уверенности. Каждый из царевичей пожелал выступить для поправления дела и лично отправиться расследовать это, прежде чем исчезнет [всякая] возможность [найти] удобный случай исправить дело. В конце концов [все] согласились на то, что Мункасар-нойон, глава эмиров его высочайшей особы, выступит первым и выяснит то обстоятельство. Согласно приказанию [каана] [Мункасар-нойон] выступил с двумя-тремя тысячами всадников и утренней порой приблизился к их стану, с пятьюстами отважных наездников он погнал их вперед до [самых] их жилищ, а с флангов подошли войска. Ширамун перед этим оставил свой угрук[550] в местности ..., а [сам] налегке подходил с пятьюстами всадников. В местности ... упомянутый эмир Мункасар, царевич Мука, который был во главе войска, и Джукбал-гургэн из племени кераит окружили своими войсками Ширамуна, Нагу, Тутука и других бывших с ними царевичей и послали к ним гонца [сказать]: «О вас передают и [так] доведено до августейшего сведения государя, что вы идете со злым умыслом в сердце. Если же это неверно, то вы это докажете тем, что без размышлений и колебаний направитесь в ставку [каана]. В противном случае — приказ таков: [мы должны] забрать вас и отвезти туда. Выбирайте одно из двух». Когда они это услышали — положение же было таким, что они оказались точкой в середине окружности, а их подчиненные и приверженцы далеко, — они крайне смутились и расстроились. Подчинившись по необходимости судьбе, они отрицали тот [свой умысел] и говорили: «Мы идем с честными намерениями в сердце и твердо решили вместе отправиться служить Менгу-каану». Упомянутые эмиры пришли к Ширамуну и царевичам и друг другу подносили чаши, [а потом] с ограниченным числом всадников направились к высочайшей особе [каана]. Когда они подошли близко [к ставке], то большую часть их нукеров[551] задержали, отобрав у них оружие. Последовал приказ, чтобы группа эмиров, которые были с царевичами, остановилась за пределами ставки, всех их задержали, а царевичи, совершив девять раз «тикшимиши», отправились внутрь ставки. Три дня они пировали, у них ничего не спрашивали. На четвертый день они пришли во дворец и намеревались уехать. От Менгу-каана прибыл посланец [со словами]: «На сегодня задержитесь», и тотчас же прибыл другой [с приказанием], чтобы все нукеры и воины, которые находятся при них, отправились по своим «тысячам», сотням и десяткам в свой лагерь, а если хоть один останется здесь на ночь, — подвергнуть его наказанию. Согласно приказу все вернулись, а царевичи остались одни, и для охраны к ним назначили целый отряд.

Рассказ о прибытии Менгу-каана в ставку Чингиз-хана и о судебном допросе царевичей лично им самим со всей тщательностью

|A 159а, S 376| На другой день Менгу-каан прибыл в ставку Чингиз-хана, воссел на скамью и самолично судил царевичей и Ширамуна и допрашивал [их]: «Так о вас говорят, и хотя [это] не представляется достоверным и понятным и разумом это не воспринимается, но [все же] необходимо это обсудить и выяснить путем откровенной беседы, дабы лицо правды очистилось от пыли сомнения и подозрения. Если [это] окажется наговором и клеветой, то лжец и клеветник увидит возмездие, дабы у людей возникло [должное] уважение». Царевичи отрицали: «Нам об этом деле ничего не известно». Менгу-каан приказал представить атабека Ширамуна по имени …, и допросил его. [Тот] запирался. [Тогда] он приказал допросить его под палками. [Атабек] признался и сказал: «Царевичи [ничего] не знают, [это] мы, эмиры, составили заговор, [но] воцарение Менгу-каана помешало [этому]», — [затем] он бросился на меч и погиб.

Рассказ о судебном допросе Мункасар-нойоном эмиров, замысливших с царевичами измену