Прежде постоянно в каждом городе в домах ра’иятов и арбабов стояли на постое свыше ста-двухсот гонцов и множество еще [других] людей, кроме гонцов. Когда гонцы приезжали в какой-нибудь город, воевода и мелик по дружбе и по знакомству ставили их на постой в домах жителей. У чербиев ремесло состояло в том, что, когда прибывал какой-либо гонец, они, взявшись быть его проводником, ходили по домам, [указывая], где расположиться, кое-что за это брали и в такой день продавали домов двести. В конце концов они ставили на постой в доме такого человека, на которого имели обиду, чтобы другие их боялись. Они забирали для гонцов в домах жителей ковры, постельную принадлежность, казаны и прочую утварь. Их большей частью увозили гонцы и их люди, или же их не возвращали обратно [сами] чербии под предлогом, что их увезли. Если даже часть [вещей] и возвращалась назад, то чего она стоила после того, как ею в течение некоторого времени пользовались гонцы. Каждый баскак, ездивший в какую-нибудь область, занимал по меньшей мере сотню частных домов. Располагались все в домах господ и ра’иятов. Пишущий набело эту благословенную книгу знает, что когда Тогая, сына Йисудера, сместили с должности воеводы Иезда и люди его выезжали, то произвели осмотр. Оказалось, что его челядинцы стояли в семистах с лишним домах. Под постой гонцов и воевод отводились непременно самые лучшие жилища. Стало так, что никто не решался строить домов, а те, которые строили, делали усыпальницы и называли их рибатами или медресэ. Тем не менее пользы не было. Многие из людей упразднили в домах двери и сделали трудно проходимые входы через подземелья [в надежде], что, быть может, [их дома] не выберут [под постой], однако [в них] проламывали стены и располагались. Гонцы препоручали [вьючных и верховых] животных чербиям, а те посылали кого-нибудь, чтобы они ломали изгороди принадлежавших жителям садов и ставили там животных. В тот самый день, когда один гонец выезжал из дома, в него на постой ставили другого, ибо они приезжали беспрестанно. В каждом околотке, где располагался на постой гонец, тамошние жители сразу подвергались стеснениям и мучениям, потому что их [гонцов] гулямы и нукеры с крыши спускались во дворы соседей и забирали, что попадалось на глаза, стреляли из луков в их голубей и |
«В пору султанов, окрестности Нишапура были местом пребывания султана, и эмиры и турки располагались в домах жителей, но не так, как ныне. Однажды в одном доме остановился какой-то турок. Жена хозяина дома была новобрачной и красивой. Турок воспылал к ней страстью и хотел под каким-то предлогом услать мужа. Муж знал, в чем дело, и не уходил. Турок стал бить мужа: «сведи-де моего коня и дай воды». Муж не мог оставить жену, а делать было нечего. Он сказал жене: «Я останусь дома, сведи ты коня и дай воды». Женщина взяла коня и повела к водопою. По обычаю новобрачных на ней было надето красивое платье, и она принарядилась. Случайно мимо проезжал султан, и взор его упал на женщину, он подозвал ее и спросил: «Как это ты, новобрачная жена, а взяла лошадь и ведешь, чтобы напоить». Женщина ответила: «Из-за твоего тиранства». Султан удивился и расспросил о подробностях дела. Она рассказала свою повесть. Эти слова подействовали на султана, он загорелся рвением и повелел, чтобы впредь ни одна душа из [его] приближенных и слуг не останавливалась в Нишапуре и чтобы все эмиры и турки построили себе дома в тамошних окрестностях. По этой причине выстроили Шадьях Нишапурский, который в настоящее время является городом». Старик рассказывал о таких делах и плакал, но никак не подействовал на тех эмиров и везиров.