— Простых… и важных. Сказал никогда не сдерживать себя — пусть то темное, настоящее и сочное, что живет во мне, продолжает расти, продолжает давать плоды. Сказал никогда не повторяться в своих шедеврах — создавать только уникальные вещи. Никаких копий. И он показал мне одно темное страшноватое местечко в сети, где очень богатые и очень… эксцентричные люди показывают свои сокровища, позволяя насладиться их созерцаниям. Через день, попав туда по рекомендации, я оказался в месте… в невероятном месте, Курц… просто невероятном. Там я еще раз и увидел свою мыльницу. На ней сидела фигурка голой и прекрасной безрукой девушки. Ты видел статую Венеры Милосской? Только тут вообще без одежды, с раздвинутыми ногами и сидела она очень эротично. Сидела на моей мыльнице и с улыбкой смотрела перед собой яркими синими глазами, ей в рот входила толстая трубка исходящая из огромного стального контейнера с надписью "токсично" … а из глаз, ртов, ноздрей и задниц на моей мыльнице медленно вытекала светящаяся масса… тоже синяя…
— Как унитаз что ли? — хрипло хохотнул Курц — Но описал ты дерьмо какое-то нездоровое.
Мгаму едва заметно поморщился, покачал головой:
— Это искусство, Курц. Высокое искусство.
— Тот мужик твою мыльницу как сральню под девку безрукую пихнул. И это искусство? Тогда я тоже так могу!
— Ну да…
— И что тот мужик потом?
— Больше я его не видел. Да и некогда — я с головой погрузился в работу, выплескивая из себя все самое… особенное. И деньги потекли полноводной ревущей рекой…
— Полноводной текущей рекой — завороженно повторил Курц, прикрыв глаза и пытаясь представить несущуюся на него денежную реку… пластиковые банкноты, звенящие металло-керамические монеты, кредитные карты, экраны с мерцающими цифрами… все это вздымается на ним огромным валом, собираясь погрести в богатстве…
— Они сказали, что во мне звенит струна особого таланта. Что такой как я рожден только для одной цели — помогать им придумывать и воплощать для себя новые темные фантазии. Я придумываю и леплю — а они воплощают в жизнь, наслаждаясь каждой секундой. Последнее что я создал и продал для одной пожилой леди, любящей цветущие сады — Гибрид Восторженной Агонии… как тебе? Звучит?
— Да я…
— Это несколько тел хирургически соединенных воедино. Гибрид из четырех тел с единой кровеносной системой. Четыре организма с тремя головами и шестью конечностями на всех. Все тела живы, все они продолжают существовать, бродя под цветущими величественными деревьями… Когда я создал свой шедевр… я плакал… а когда мне показали мою скульптуру, воплощенную в жизнь, воплощенную в живом мясе… я рыдал как ребенок…
— Погоди… в чем воплощенную?
— Это были слезы счастья. Я создавал, я творил, а они воплощали в жизнь и вдыхали жизнь… Но это и есть их суть — ведь они правят миром, Курц. Они над нами. Они высоки. Они недосягаемы. И я плакал еще и потому, что был счастлив оказаться им полезным. А потом я понял, что уперся в творческую стену. Перестал расти. На ум не приходило больше ничего действительно сокровенного и неповторимого. Само собой я задался вопросом — почему? И вспомнил, что очень скоро должна состояться наша ежегодная встреча в поезде. И вот я здесь. Ведь я понял кое-что очень важное — ты всегда был катализатором для той сочной темноты, что разлита в моей голове…
— Что-то я не въехал… ты выпил? Кольнулся чем? Несешь какую-то хрень…
— Скажи мне, Курц. Ты помнишь наши обещания семилетней давности?
— А? Ну…
— Мы тогда спорили кто из нас первым станет отвратительно богатым. Мы даже сыграли десяток раундов в камень-ножницы-бумагу. Сначала было на два из трех, потом на три из пяти, на семь из десяти… Ведь тебе не везло, и ты как всегда легко менял правила в свою пользу. Но в девяти из десяти раундов победил я.
— Ты помнишь такую мелочь?
— Ты просто не любишь вспоминать проигрыши — мягко возразил Мгаму — Так ты помнишь?
— Да помню, помню. И это… поздравляю… я еще ни черта не понял толком, но… может угостишь друга настоящим говяжьим стейком? И расскажешь все поподробней.
— Не получится, Курц — улыбнулся Мгаму — Не получится. Ведь ты должен выполнить свое обещание.
— Какое?
— В тот раз, проиграв в камень-ножницы-бумагу, ты ударил меня со злости.
— Я же извинился! Ты знаешь меня — я несдержанный. Может поэтому не могу задержаться ни на одной работе. Я социально агрессивный, понимаешь? Мне в детстве мало уделяли внимания родители и вот… это не я придумал. Так сказал мне врач. Да ударил я тебя. Но извинился же!
— В тот день ты ударил меня три раза. И знаешь — за время нашей долгой дружбы начиная с раннего детства, ты часто колотил меня ни за что. Просто вымещал злость, просто хотел меня колотить, чтобы почувствовать мою боль, мою беспомощность.
— Эй, эй… успокойся!