Сборник новелл ""

Он был слегка озадачен, услышав за дверью цоканье каблучков вместо шарканья туфель угрюмого и тугоухого слуги, и распахнул рот, когда ему отворила пышная приземисгая блондинка, этакая шестидесятикилограммовая деточка тридцати с лишним годиков. У нее был алый ротик до ушей, вроде арбузного ломтя, черные, как тушь, ресницы и брови – и крашеная копна золотистых волос, по-девически небрежно ниспадавших на плечи. Наш друг немного приободрился, заметив, что она одета наподобие сиделки, но чрезвычайно короткая юбка и ярко-красные подвязки с огромными бантами вынудили его задуматься, обеспечен ли дорогому дяде подлинно профессиональный уход.

Однако же всякую сиделку нужно суметь как-то обойти, тем более если она плотно загораживает дверь. Крой наш сдернул шляпу и улыбнулся так умильно, что его вставная челюсть чуть не выскочила.

– Я проделал долгий путь из дальнего города, – сказал он, – чтобы повидать моего бедного, дорогого, хворого дядю – Боже его благослови! И никак не ожидал увидеть такую очаровательную сиделку.

Сиделка не шелохнулась и разглядывала его мрачно и подозрительно.

– Боюсь, что он угасает, – продолжал племянник. – Ах, у меня даже было предчувствие-такой телепатический сигнал бедствия позвал меня скорее в дорогу, пока еще не поздно. Допустите же меня к его одру!

Сиделка пребывала в сомнении, но в этот миг из тусклой глубины жилища донесся странный звук, похожий на кваканье громадной жабы. Его издавал сам добрый старый дядюшка: беззубо шамкая, он во всеуслышание требовал немедля провести к нему племянника, чьи нежные и заботливые возгласы разносились по всему дому. Старикан отлично знал, что юному родственнику невтерпеж стать его наследником, и хотел поскорее натянуть ему нос.

Сиделка нехотя посторонилась. Герой наш восторженно и артистично заржал и ринулся в спальню.

Нет ничего трогательней свидания близких родственников после долгой разлуки, особенно если они так любят друг друга, как любили эти двое.

– Дорогой мой дядя! – восклицал племянник. – Как я рад, что мы снова свиделись! Но отчего у тебя такой глухой голос? Отчего такие запавшие глаза? Отчего ты так худ и бледен?

– Ну, если на то пошло, – отозвался дядя, – то и сам ты не больно толст и румян. Нет, мой мальчик, ты осунулся, ты изможден. Волосы у тебя поредели и поседели; мешки под глазами, лицо дряблое, морщинистое. Чудесные белые зубы тебя выручают, а то вполне бы ты сошел за моего ровесника.

– Что поделаешь, – сказал племянник, – тружусь денно и нощно. Нелегко дается успех в наши дни, милый дядя, особенно без гроша за душой.

– А тебе дается успех? – поинтересовался старец. – Неужели больше не пьешь?

– Нет, дядя, в рот не беру, – ответствовал племянник.

– Ну и дела, – сказал дядя, доставая из-под подушки здоровенную бутыль. – Значит, нечего тебя и угощать. – С этими словами он хорошенько отхлебнул, утер губы и продолжал: – А у меня, слава Богу, правильный доктор. Такой, знаешь, грубый, простой, чистосердечный, прямодушный деревенский лекарь старого закала. Мы его называем «коновал на двуколке». Он мне присоветовал лечиться выпивкой.

– То-то у тебя и руки трясутся, – предположил племянник.

– А у тебя нет, что ли? – возразил дядя. – Нельзя, нельзя столько работать. А скажи-ка, племянничек, в картишки-то иной раз грешишь?

– Какие там картишки! – воскликнул племянник. – Давно излечился от этого порока.

– Жалко, жалко, – заметил дядя. – А то бы перекинулись разок-другой. Наш-то старик, коновал на двуколке, он говорит, что мне волноваться живительно. Мы с ним частенько играем за полночь.

– То-то и глаза у тебя так глубоко запали, – вздохнул племянник.

– А у тебя и вообще провалились, – посочувствовал старец. – Ты бы все-таки хоть иногда отдыхал. Ну а с девушками, дорогой мой племянник, с девушками случается пошалить?

– С девушками! – воскликнул племянник, воздевая руки. – Да мне и думать о них противно! Сколько лет я уж даже не гляжу на девушек!

– Ну это ты зря, – сказал дядя. – Наш старик, коновал-то на двуколке, он в курсе медицины. Он мне мою цыпочку и спроворил.

И, повернувшись к сиделке, поправлявшей ему подушки, он ущипнул ее за такое место, которое в фармакологии ни разу не упоминается.

– Понятно! – воскликнул племянник, когда сиделка, негодующе вильнув задом, с ухмылкой удалилась из спальни. – Теперь понятно, бедный мой дядя, отчего ты просто до ужаса худ и бледен!

– В точности как ты, – отозвался дядя, – а ведь ты вполовину меня моложе.

– Что ж, – сказал племянник, пробуя иной подход, – может быть, твой доктор и прав. Может, мне бы не мешало полечиться по вашей методе.

– От всей души тебе это советую, – поддержал его старик.

– Тут одна загвоздка, – заметил племянник, – работать станет некогда. Ты ведь вряд ли ссудишь мне малую толику, чтобы я испробовал твое благотворное лечение?

– Ну нет, – сказал дядя. – Это нет. Ни гроша.