Сборник "Пендергаст". Компиляция. Книги 1-18" (СИ)

Тем не менее в его руке вдруг откуда-то появилась пробирка, Пендергаст положил в нее что-то невидимое и встал. Он продолжил свой путь вокруг склепа, словно идя по следу, — этому индейскому умению Колдмун научился в детстве.

— Я был бы очень признателен за вторую пару глаз для осмотра земли, — сказал Пендергаст. — Я ищу место, где преступник вошел и вышел.

— Поскольку прошлой ночью было полнолуние и безоблачное небо, вы предположили, что он пришел сюда не по главной дороге.

— Именно.

Они описали мучительно медленную петлю, изучая каждый след, какой им попадался. Когда они в конце концов вернулись туда, откуда начали, — похоже, без какого-либо успеха, — Пендергаст, прищурившись, посмотрел на склеп:

— Так. Комната мертвых уже готова.

Криминалисты под бдительным присмотром лейтенанта Сандовала собирали свои инструменты, снимали рабочую одежду. Колдмун следом за Пендергастом поднырнул под желтую ленту и вошел внутрь.

Вдоль правой и левой стен склепа тянулись ниши в три ряда, по пять штук в каждом, что в целом составляло тридцать погребальных камер; все камеры были заделаны, кроме одной — в дальнем конце слева. Над каждой из камер имелась мраморная табличка с высеченным именем и датами, но у некоторых камер закладные камни растрескались и высыпались, и внутри виднелись сгнившие гробы. Пол был покрыт слоем пыли и следами присутствия крыс; вода, протекшая с крыши, оставила разводы на стенах.

Пока Пендергаст безмолвно расхаживал по склепу, Колдмун сосредоточился на нише, которая и представляла для них интерес — одна из последних.

АГАТА БРОДЕР ФЛЕЙЛИ

3 СЕНТЯБРЯ 1975

12 МАРТА 2007

Снятая мраморная табличка лежала в стороне. Перед гробом на бечевке, как рождественское украшение, висело человеческое сердце, оно чуть раскачивалось в сеточке, сплетенной из колбасного шпагата. Капелька свернувшейся крови застыла внизу, как маленькая сосулька. На полу образовалась липкая лужица.

К сердцу была приколота булавкой записка. Колдмун подошел и осторожно сфотографировал ее смартфоном, потом отступил немного, чтобы прочесть.

Моя красавица Агата,

твоя кончина была самой ужасной из всех, и за это я приношу свои извинения. Цветок нежнейший, схваченный морозом ранним. Поскольку я человек Действия, а не слов, приношу тебе дар в качестве искупления.

С нежными пожеланиями,

мистер Брокенхартс.

— Брокенхартс воображает себя человеком с литературным талантом, — сказал Пендергаст, подойдя сзади.

— Вы про цитату из «Ромео и Джульетты»?[909]

К удовольствию Колдмуна, брови Пендергаста чуть приподнялись.

— Верно. Эти слова можно добавить к строке из Т. С. Элиота в предыдущей записке.

— «Давай пойдем с тобою вместе — я и ты, когда тоска вечерней немоты закроет небеса…»[910] — продекламировал Колдмун. — На первом курсе я слушал лекции по английской литературе, — объяснил он.

— Да-да. Хотя я не могу себе представить, какое отношение Альфред Пруфрок имеет к этому… — Пендергаст показал на огромную булавку с зеленой пластмассовой головкой в форме черепашки-ниндзя. — Разве что указывает на странное чувство юмора у нашего убийцы.

Пока Колдмун делал фотографии, Пендергаст снова опустился на колени и принялся разглядывать пол, подбирая своим пинцетом еще что-то невидимое. Он был погружен в свое занятие, когда до Колдмуна снаружи донесся возбужденный голос с густым флоридским акцентом наряду с более размеренными тонами лейтенанта Сандовала.

— А, человек, нашедший сердце, — заметил Пендергаст, поднявшись. — Поговорим с ним?

Человек пересказывал историю своей находки Сандовалу. Колдмун включил диктофон и сунул его в передний карман.

— Мой добрый друг, — сказал Пендергаст, — мы еще не слышали вашу историю. Позвольте поприсутствовать?

— Да ради бога. Я тут рассказывал полицейскому…

— Ваше имя? — вмешался Колдмун.

— Джо Марти. Я дневной сторож. Так вот, я, когда приступаю к работе, всегда делаю обход. А тут смотрю — медные двери раскрыты. Я про себя думаю: нет, вчера так не было. Нет, сэр. Я, джентльмены, внимательно приглядываю за этими надгробиями. Тут много лежит знаменитостей, и мы не хотим, чтобы кто-то их тревожил или разбирал на сувениры. И вот вижу я, двери открыты, и заглядываю внутрь. Ничего не вижу. Тогда я открываю дверь побольше, вхожу внутрь — тоже ничего.

Голос его становился все звонче, усиливался.