Пендергаст замер, чашка застыла на полпути к его губам. Он ждал, но звук не повторился. Громада отеля окружала его со всех сторон, и потому он не мог точно определить, откуда донесся до него этот звук. Тем не менее Пендергаст донес чашку до рта, пригубил, на сей раз сокрушенно, зная, что к его возвращению чай станет теплым, а то и совсем холодным, потом поставил чашку, встал, взял оба пистолета и вышел.
24
Стоя в этом обширном холодном пространстве, Колдмун не мог не испытывать сильное ощущение дежавю. И это вполне понятно: совсем недавно он побывал в склепе, покрытом плесенью, а теперь оказался еще в одном доме мертвецов. Этот носил название «колумбарий». Колдмун не знал значения этого слова, пока Пендергаст не объяснил ему, что так называется здание, где на вечном упокоении стоят в нишах урны с прахом мертвецов. Здесь было гораздо приятнее, чем в склепе Флейли: ротонда с куполом, повсюду золотые листья и белый мрамор, а ниши закрыты стеклом. Можно заглянуть внутрь, увидеть урну, а еще маленькую статуэтку и фарфор или серебряную табличку с гравировкой — именем и датами жизни покойного. И все же Колдмуну это казалось жестоким и варварским. Какой смысл хранить прах предка, если ты оказал ему неуважение — сжег его тело, а значит, оборвал его путь в мир призраков.
Его глаза притягивала ниша за полицейской лентой, ставшая местом преступления. В нише находилась урна из белого мрамора. Но мрамор перестал быть белым: тонкая струйка крови вытекла из-под крышки, побежала по наружной стенке урны, по стеклянному основанию ниши, и оттуда несколько маленьких капель упали на белый мраморный пол.
— Похоже, — пробормотал Пендергаст, глядя на нишу, — часть праха из урны выкинули. — Он показал на небольшой серый холмик на полу, помеченный флажком-маркером криминалистов. — Чтобы освободить место для сердца. Записка оставлена в нише, засунута между фарфоровой фигуркой святого Франциска и табличкой с именем усопшей. — Он обратился к Колдмуну: — Вы видите что-нибудь странное?
— Да тут все странное!
Пендергаст посмотрел на него, как смотрят на недоразвитого ученика:
— А я, напротив, нахожу это фактически идеальным повтором предыдущего modus operandi. Странной — или по меньшей мере красноречивой — представляется целостность картины.
— Вы думаете, это была постановка?
— Именно. Но не ради нас, а из личных соображений. Брокенхартс не театральная личность. Он живет внутри собственного разума, и ему безразличны как мы, так и следователи. А вот и записка.
Сандовал все еще находился в Индиан-Крик, где Пендергаст — вместе с другими — обнаружил последнее тело. Тем не менее команда криминалистов не стала терять времени, когда поступило сообщение о найденном сердце. Теперь один из криминалистов достал записку оттуда, куда ее положили. Колдмун сфотографировал ее, а Пендергаст вслух прочел:
Пендергаст кивнул, и криминалист забрал записку. Колдмун видел на лице Пендергаста свет, подавляемое сияние возбуждения.
— Что вы об этом думаете? — отважился спросить Колдмун.
— Записка вносит полную ясность.
— Я весь внимание.
— Во-первых, мы имеем еще одну литературную цитату, на сей раз из «Доктора Фауста». Оригинал звучит так: «Светила движутся, несется время; пробьют часы»[922]
. Я полагаю, вы знакомы с Кристофером Марло так же, как с Элиотом и Шекспиром?— К сожалению, я не учился в Оксфорде, — невольно чувствуя раздражение, ответил Колдмун.
— Примите мои соболезнования. Это пьеса об ученом человеке, который в погоне за высшим знанием продает душу дьяволу. Бой часов — намек на Мефистофеля, который придет за Фаустом и утащит его в ад.
— А смысл?
— Ад — самая страшная расплата.
Колдмун ждал дальнейшего объяснения, но его не последовало. Типично для Пендергаста: он сообщил, что записка вносит полную ясность, но лишь протанцевал по периметру объяснения. Колдмун решил предложить собственное объяснение:
— Постскриптум, кажется, адресован нам, вы это понимаете. Это что-то новенькое.
— Действительно. Хотя я не думаю, что он подливает масла в огонь. Он просто пытается объяснить.
Колдмун чуть было не спросил: «Что объяснить?», но решил не давать Пендергасту еще одну возможность блеснуть уклончивостью.
Они молча смотрели на криминалистов, продолжавших работу. Издали доносился низкий гул прессы, которая собралась у колумбария перед полицейским кордоном. Третье убийство прорвало дамбу; история Брокенхартса вышла на федеральный уровень, и все жаждали, требовали информации: Си-эн-эн, Новости Эн-би-си — вся шарага.